Буря мечей

— Прошу прощения у вашего величества. Но теперь… когда вы знаете, кто я… — Старик помедлил. — Рыцарь Королевской Гвардии находится при короле днем и ночью, и потому наша присяга обязывает нас хранить его секреты так же, как его жизнь. Но секреты вашего отца теперь по праву перешли к вам вместе с троном… и я подумал, что у вас могут быть вопросы ко мне.

Вопросы! Сто вопросов, тысяча, десять тысяч — но почему-то сейчас в голову ни одного не приходит.

— Отец в самом деле был безумен? — неожиданно вырвалось у нее. — Визерис говорил, что это только выдумка узурпатора.

— Визерис тогда был ребенком, и королева щадила его, как могла. Теперь я думаю, что голова у вашего отца всегда была не в порядке, но благодаря его обаянию и великодушию эти легкие странности прощались ему. Начало его царствования обещало многое, но с годами странности стали усугубляться, и наконец…

— Следует ли мне знать об этом теперь? — прервала его Дени.

— Пожалуй, что и нет, — согласился он.

— Да. Не теперь. В другой раз. Когда-нибудь вы расскажете мне все, и хорошее, и плохое. Ведь было же в отце что-то хорошее?

— О да, ваше величество. И в нем, и в тех, кто был до него. Я мог бы рассказать много хорошего о вашем деде Джейехерисе и его брате, об их отце Эйегоне, о вашей матери и о Рейегаре — о нем особенно.

— Жаль, что я не знала его, — с грустью сказала Дени.

— А мне жаль, что он не знал вас. Я расскажу вам все, когда вы того пожелаете.

Дени поцеловала старого рыцаря в щеку и отпустила его.

На ужин служанки принесли ей барашка с виноградом и морковью в винном соусе и горячий, сочащийся медом слоеный пирог. Но кусок не шел ей в горло. Чувствовал ли когда-нибудь Рейегар такую усталость? Или Эйегон после своих завоеваний?

Когда настало время сна, Дени положила с собой Ирри — впервые после корабля. Но даже в судорогах удовольствия, запустив пальцы в густые черные волосы служанки, она воображала на месте Ирри Дрого… только его лицо постоянно сменялось лицом Даарио. «Если я хочу Даарио, мне стоит только сказать об этом», — думала она, переплетя ноги с ногами Ирри. Его глаза сегодня казались почти пурпурными…

Этой ночью ей снились темные сны, и трижды она просыпалась от кошмаров, которые не могла вспомнить. На третий раз она решила, что засыпать больше нет смысла. Лунный свет лился в скошенные окна, серебря мраморный пол, и прохладный бриз дул в открытую дверь с террасы. Ирри крепко спала, приоткрыв губы, с высунувшимся из-под шелка коричневым соском. На миг Дени вновь испытала искушение — но она хотела не Ирри, а Дрого или, может быть, Даарио. Юная служанка мила и искусна, но ее поцелуи внушены долгом, а не страстью.

Чхику и Миссандея спали каждая в своей постели. Дени накинула халат и босиком вышла на террасу. Ей стало прохладно в ее легких шелках, но ощущение травы под ногами и шелест листвы были приятны. Маленький бассейн рябил под ветром, и отражение луны дробилось в нем.

Дени оперлась на низкий кирпичный парапет, глядя на город. Миэрин тоже спал, и ему, возможно, снились былые хорошие времена. Ночь укрыла улицы черным одеялом, спрятав мертвые тела, и крыс, вылезающих из клоаки, чтобы кормиться ими, и рои кусачих мух. Далекие факелы обозначали совершающие обход караулы, и в переулках порой мелькали фонари. Возможно, один из них — это сир Джорах, медленно ведущий своего коня к воротам. Прощай, старый медведь. Прощай, предатель.

Она Дейенерис Бурерожденная, Неопалимая, кхалиси и королева, Матерь Драконов, победительница колдунов и разрушительница оков, и нет в мире никого, кому она могла бы довериться.

— Ваше величество. — Миссандея подошла к ней в деревянных сандалиях, закутанная в шаль. — Я проснулась и увидела, что вас нет. Хорошо ли вам спалось? На что вы смотрите?

— На мой город. Я ищу дом с красной дверью, только ночью все двери черные.

— С красной дверью? — удивилась Миссандея. — Что это за дом?

— Дом, которого нет. — Дени взяла девочку за руку. — Никогда не лги мне, Миссандея. Никогда не предавай меня.

— Никогда, — пообещала Миссандея. — Смотрите, светает.

Небо от горизонта до зенита стало кобальтово-синим, и за низкими холмами на востоке занималась бледно-золотая с розовым заря. Держа за руку Миссандею, Дени смотрела, как всходит солнце. Серый кирпич обретал красные, желтые, синие, зеленые и оранжевые тона, и посыпанные алым песком бойцовые ямы полыхали, как кровавые раны. Загорелся золотом купол Храма Благодати, и на городских стенах зажглись бронзовыми звездами остроконечные шлемы Безупречных. На террасе сонно закопошились первые мухи, в ветвях айвы зачирикала птица, и к ней присоединились две другие. Дени склонила голову набок, слушая их песню, но звуки пробуждающегося города скоро заглушили птиц.

Звуки ее города.

Утром Дени, не спускаясь в приемный зал, собрала своих капитанов у себя в садике.

— Эйегон Завоеватель принес в Вестерос кровь и огонь, но после подарил стране мир, справедливость и процветание. Я принесла Заливу Работорговцев только смерть и разорение. Я вела себя скорее как кхал, чем как королева — я разрушала, грабила и шла дальше.