Буря мечей. Том 2

Отец на небе, грозный бог,
Подводит бытию итог.
Он справедлив, хотя и строг,
И любит малых деток.

А Матерь людям жизнь дает,

Над бедами их слезы льет,
Всем женщинам она оплот
И любит малых деток.

Ведет нас Воин за собой,

Когда со злом идет на бой.
Своей могучею рукой
Хранит он малых деток.

Премудрой Старицы маяк

Нам озаряет жизни мрак,
Ее златой лампады зрак
Сияет малым деткам.

Кузнец всегда работе рад,

Чтоб в мире был покой и лад,
Кует его искусный млат
Для вас, для малых деток.

Вот Дева в небесах парит,

Любовь нам и мечту дарит,
Ее чертог всегда открыт
Для вас, для малых деток.

Мы славу Семерым поем,

Да сохранят они наш дом.
Усните мирно сладким сном,
Они вас видят, детки.

Сэм вспомнил, как в последний раз пел эту песню вместе со своей матерью. Они баюкали маленького Дикона, и отец, услышав их голоса, ворвался к ним в гневе. «Больше я этого не потерплю, – сказал лорд Рендилл своей жене. – Ты испортила мне одного сына этим септонским нытьем, а теперь и другого хочешь испортить. – А Сэму он велел: – Ступай к своим сестрам, если хочешь петь. К моему сыну я тебя не подпущу».

Ребенок Лилли между тем уснул. Он был такой крошечный и такой тихий, что Сэм боялся за него. У него даже имени не было. Сэм спрашивал об этом Лилли, и она сказала, что давать ребенку имя, пока ему не сравнялось два года, – дурная примета. Слишком много детей умирает, не дожив до этого срока.

Лилли снова запахнула шубу на груди.

– Красивая песня, Сэм. И поешь ты хорошо.

– Слышала бы ты Дареона. Его голос сладок как мед.

– Самый сладкий мед мы пили в тот день, когда Крастер взял меня в жены. Тогда стояло лето и не было так холодно. – Она озадаченно глянула на него. – Но ты спел только о шестерых богах, а Крастер всегда говорил, что у нас, южан, их семеро.

– Да, семеро, только о Неведомом песен не поют. – Лик Неведомого – это лик смерти. От одного упоминания о нем Сэму стало не по себе. – Давай-ка поедим немного.

У них осталось только несколько черных колбас, твердых, как дерево. Сэм отпилил с пяток тонких ломтиков для Лилли и столько же для себя. От этой работы у него заболело запястье, но он проголодался и потому терпел. Если жевать эту колбасу долго, она размягчается и делается вкусной. Жены Крастера приправляют ее чесноком.

Поев, Сэм вышел, чтобы справить нужду и взглянуть на лошадь. С севера дул резкий ветер, шелестя листвой. Сэму пришлось проломить тонкий лед на ручье, чтобы лошадь могла напиться. «Лучше завести ее в дом». Он не желал проснуться утром и увидеть, что коняга за ночь околела от холода. «Лилли, конечно, не сдастся и пойдет пешком, даже если это случится». Она очень храбрая, не то что он. Вот только что он будет делать с ней в Черном Замке? Она все твердит, что будет его женой, если он захочет. Но черным братьям не положено иметь жен. Кроме того, он Тарли с Рогова Холма, и ему не пристало жениться на одичалой. «Ладно, что-нибудь да придумаю. Лишь бы дойти до Стены живыми – остальное не важно, совсем не важно».

Провести лошадь в дверь дома оказалось не так просто, но Сэм с этим справился. Лилли уже дремала. Он поставил лошадь в углу, стреножил ее, подбавил дров в огонь, снял свой тяжелый плащ и залез под шкуры рядом с Лилли. Плащ был такой большой, что они укрылись им все втроем.

От Лилли пахло молоком, чесноком и старым мехом, но он уже привык к этим запахам и находил их приятными. Ему нравилось спать рядом с ней. Это напоминало ему далекое прошлое, когда он спал в одной большой постели с двумя своими сестрами. Лорд Рендилл положил этому конец, сочтя, что это и сына делает девчонкой. «Оттого, что я спал один в своей холодной каморке, я не стал жестче или храбрее». Что сказал бы отец, если бы увидел его сейчас? «Я убил Иного, милорд, – сказал бы ему Сэм. – Я заколол его обсидиановым кинжалом, и мои братья прозвали меня «Сэм Смертоносный». Но лорд Рендилл даже в воображении Сэма хмурился, не веря ему.