Пока дочь собирала нехитрый стол, я сходил за Ли. Он сидел в вестибюле на кресле, держа на коленях свою походную сумку. Разумеется, он с охотой согласился, и когда мы подходили к номеру, с другого конца коридора, оттуда, где был лифт, нам навстречу уже шли Таня со Светой, что-то неся в руках.
Мы подождали их, и вместе вошли в номер.
— Согласитесь, в номере, гораздо комфортнее, чем на улице.
— А вы знаете, что идёт дождь? — спросила Таня.
— На улице идёт дождь?
— Ливень! Отвесный! Тропический! Я специально протянула руку, чтобы потрогать, и вода оказалась теплее руки. И по всему тротуару сплошь пузыри.
— Затяжной?
— В это время не бывает затяжных ливней, — сказал Ли.
— Давайте выпьем и сходим посмотреть?
— Я думаю, к тому времени он уже пройдёт, — выразил сомнение Ли.
— Стало быть, не помешает нашим у фонтана. Всё-таки сегодня последний вечер. Завтра в девять вечера у нас поезд, — сказала Таня. — А вы когда улетаете?
— В три часа по полуночи, в воскресенье.
— И, может быть, никогда больше не увидимся.
— Ну, почему. Думаю, мы как-нибудь посетим вас с концертом.
— Правда?
— Мы на это очень надеемся.
Таня со Светой, кроме закуски, догадались прихватить третью чайную чашку для Ли. Я налил всем коньяка. Мы подняли чашки и, слегка чокнувшись ими, стоя, сказав по очереди «за победу», выпили. Я закусил шоколадной конфетой, так же и все остальные. Женя с Таней устроились в низких креслах вокруг журнального столика, Света между мной и Ли на широкой кровати. Возбуждение во мне росло.
— А вы заметили, насколько дружнее становятся соотечественники на чужбине?
— Ещё бы!
— Да ещё когда ни слова не понимаешь по-китайски.
— От их постоянного крика можно с ума сойти.
— А давайте по второй? Вы что же ничего не едите? Бережёте фигуры?
— Конфетой, видно, отбило последний аппетит. Мы от жары эти дни почти ничего не едим. Одни только арбузы.
— А нас не развезёт с коньяка?
— У нас ещё и ликёр имеется. Имеется, имеется, не жмотничай. Потрясающий, должен вам сказать, ликёр.
— Уж не «Старый ли Таллин»?
— Нет. Ирландский.
— А-a, бело-коричневый такой! Я лично ни разу не пробовала: уж больно дорогой.
— И я не пробовала, — наконец, подала голос Света.
От неё, как от печи, несло жаром. Или это от меня несло.
— Тогда давайте попробуем. Надо бы сразу наоборот.
— Почему?
— Градусы не понижают, а повышают. Ну, да, они, кажется, почти одного состава. Так сказать, тот же чёрный кофе, только со сгущённым молоком.
Я извлёк из чемодана бутылку ликёра.
— Ли, ты что будешь?
— Коньяк.
— И я коньяк.
— А мне ликёра, — сказала дочь. — Я уже пробовала. От такого спиться можно.
— Прямо заинтриговали.
Ликёр пришёлся по вкусу.
— И закусывать не надо.
— Напиток для вельможных дам.
— Что ж, хотя бы на полчаса побудем вельможными дамами.
— Ли, подтверди, участницы струнного квартета самые изящные из всех наших дам.
— О, да!
— Спасибо.
— За ваше здоровье! И за твоё, Ли! Или, как там по-старинному — «многая лета»?
— А давай споём им «многая лета»? — предложила дочь.
И мы на два голоса пропели: «Многая лета!»
— Как у вас здорово получается! Вы, случайно, не в церкви служите?
— Служили.
— Серьёзно?
— Уж куда серьёзнее. Но… это уже в прошлом.
— А я так с пятнадцати лет в архиерейском хоре с мамой пела. И муж у меня был священником.
— И что случилось?
— Это не интересно, — вклинился я. — В общем, он уехал в Иерусалим, и там пропал без вести.
— А с мамой что случилось?
— На машине разбилась.
— Женя, — сказал я с укором, — может, хватит об этом?
— Нет, а всё-таки, что произошло? — спросила Света. — Тем более что вы сказали, что это в прошлом, это что означает?