Буря (Сборник)

Когда мы вошли, служба уже шла. Народу было немного, в основном в передней части храма, у алтаря. Трапезная часть была почти свободна. Когда я купил за стойкой три десятикопеечные свечи и пошёл по левой стене ставить, ко мне подошла одетая во всё чёрное старушенция со слезящимися глазами.

— Ну, а ты чего тут делашь?

— Не видите, свечи ставлю?

— Это я вижу. А делашь-то тут чиво? Узоровать пришёл?

— Вам больше делать, что ли, нечего?

— Точно, — сощурилась она. — Высмотреть и украсть чиво-нибудь хочешь, так? Мотри, живо мелицэю вызовим! Враз скрутют.

— За что?

— Не узоруй! Не кради!

— С чего вы взяли, что я за этим пришёл? Я, может быть, за истиной пришёл?

— За какой ещё истиной? Ты зубы мне не заговаривай. То-то, я мотрю, ты не крестишься. Сатана не велит? Што, попался?

— Х-х! Нате! — и я перекрестился три раза. — Ещё? Вот! — перекрестился ещё. — Я и поклон могу сделать! — И я сделал земной поклон. — Ну, и что теперь скажете?

Но она не собиралась сдаваться.

— А Бога, к примеру, как зовут?

— Которого? Старшего или младшего?

— А-а… — смешалась она, не ожидая от меня такой компетентности. — Который воскрес!

— Кто же этого, бабуля, не знает? Об этом даже в стихах пишут: «Христос воскрес, Христос воскрес». А вообще, Богов не два, а три.

— Без тебя знаю. А молитвы каке знашь?

— А вам каке, длинны али коротки? — в тон ей придурился я.

— Любы.

— Тогда коротки. Господи, помилуй. Что?

Но она всё не унималась, кивнув на икону, спросила:

— А это, к примеру, кто?

— Николай Чудотворец.

— Как догадался?

— Прочитал. Вот, видите, написано? Да я его и так знаю. У бабушки — самая любимая икона. Чуть что и сразу: «Никола Милостивый, батюшка, помоги!» Ну, ещё есть вопросы?

— Ну-ну, не очень-то, иди и молись, — пробурчала она.

— Молись! Да вы мне всё молитвенное настроение испортили! Гнать вас таких отсюда надо! Только церковь позорите!

— А это уж не твоё сопливо дело, — смиренно-обиженно прошипела она. — Я тут, почитай, двадцать лет. И не на таких чудотворцев насмотрелась! Так что иди и молись!

Сёстры, наблюдая за нами со стороны, едва сдерживали улыбки.

«И кто к ним после этого пойдет? — продолжал я возмущаться. — Они и последних разгонят!» И долго не мог успокоиться. Лишь когда одна средних лет, с миловидным лицом, женщина, наблюдавшая эту сцену, подойдя к нам, тихонько шепнула: «Спуститесь к Иоасафу. Такая благодать!» — от сердца отлегло.

Не знаю, была ли то благодать или всего лишь моя фантазия, но у мраморной гробницы ещё не прославленного угодника я окончательно размяк. Крутая узенькая лесенка вела в подвальное помещение, где был устроен небольшой алтарь, справа от которого сидел вырезанный из дерева в натуральную величину Христос в темнице, с терновым венком на голове и, подперев рукой щёку, смотрел куда-то вниз потусторонним взглядом. По лбу его сочилась кровь, тело было всего лишь опоясано, ступни без сандалий. Даже моя убогая одежда показалась непростительной роскошью в сравнении с Его рубищем.

«Эх, пал мир, пал!»

И я до земли поклонился Божественному страдальцу. Сёстры последовали моему примеру. Потом мы поклонились гробнице.

Службу выстояли до конца. И, запечатленные освящённым елеем, в девятом часу вышли из храма.

На Сенной площади, пока дожидались автобуса, на меня обратил внимание милиционер. Но Люба с Верой взяли меня под руки и сказали, хотя он и не спрашивал:

— Дяденька, у него на пляже, пока на косу плавал, одежду украли. Люди добрые возле церкви, что внизу, кое-чего подали, чтоб до дому доехать. Не нагишом же ему идти?

— Вон оно что. Осторожней надо быть. Далеко не заплывать.

— Он, дяденька, больше не будет. Не будешь?

И я заверил:

— Не-к!

Урок, в общем, получил хороший и полночи яростно грыз подушку.

12

Бабушка, растолкав меня поутру, поинтересовалась:

— Ну как?

Вспомнив вчерашнее, я вздохнул и ответил:

— Не знаю.

— Надо бы вам к отцу Григорью съездить.