Буря (Сборник)

И на шалаш я действительно наткнулся, когда осторожно, прежде чем ступить, всякий раз пробуя голой ступнёй место, достиг, как говорят разведчики, места захвата. Оставалось только выяснить, на месте ли жертвы порочной страсти.

Но тут я остановился. И что? Что, спрашивается, тогда? Я накрываю их с поличным? Интересно, как это могло выглядеть? Я бужу, например, их небрежным толчком ноги и говорю: «Попались?» О Боже! Да разве я смогу это сделать? Сердце зашлось во мне. Я едва переводил дыхание, в висках стучало. И всё-таки я должен выяснить всё до конца.

Поскольку шалаш был короткий, во всяком случае, у отца должны были торчать из него ноги, а ног как раз и не было видно, я заполз со стороны входа, пригляделся. Никого. И тут слева от входа обнаружил аккуратно сложенную одежду. Плащ, брюки, рубашку, болотные сапоги с шерстяными носками. Меня осенила догадка. Здорово придумано! В самом деле, плыть сюда на лодке вдвоём было бы непростительной ошибкой. Отправься «туда» отец на лодке, мог бы попасться соседям на глаза. Во всяком случае, привязанная к соседским мосткам лодка была бы вопиющей уликой. А вот вплавь — не только хитро придумано, но и отдавало романтикой. Слышал я от Леонида Андреевича историю про армянскую царицу Тамару, к которой через залив горного озера Севан каждую ночь плавал любовник. Но однажды, когда преступная страсть их была обнаружена старым грозным мужем, зажигаемый в ночи Тамарой маячок потух. Несчастный любовник, сбившись с курса, а затем выбившись из сил, стал тонуть. Последнее, что произнёс, было: «Ах, Тамар!» И спустя много лет на том берегу появился ресторан «Ахтамар». И, кажется, вино или коньяк с таким названием имеется. Думаю, слышал эту историю от Леонида Андреевича и отец. Только ему в данном случае ни потопление, ни преследование не грозило… А Елена Сергеевна! Ведь это уже она додумалась оставлять в бане старый мужнин халат, полотенце и шлёпанцы, чтобы «змий в образе прекрасном зело» мог являться в определенный час у постели и всю ночь утешать молодую вдову, которая даже и такое способна была пережить… Да, но как она могла? И главное, как могла она после всего, что между ними было, спокойно смотреть мне в глаза?.. Полно, спокойно ли? И тут один за другим эпизоды, приходя на память, стали оттягивать мою нижнюю челюсть. Как же я мог этого не заметить? И слезы обиды за маму, за всех нас стали душить меня.

И всё же это были пока одни догадки. Надо было убедиться воочию.

Вернувшись приблизительно на прежнее место, я разделся, закрепил на голове одежду и поплыл назад. Теперь я боялся другого — как бы не столкнуться посреди озера с отцом. Противоположный берег почти не обозначался. Даже с середины озера при потушенных уличных фонарях невозможно было разобрать, против чьего дома я нахожусь. А вот у отца был ориентир — костёр. Несколько раз я останавливался, замирал, прислушиваясь к жизни ночного озера. Порою даже казалось, что я слышал плеск воды. Я хоть и старался плыть тихо, но уж никак не медленнее, и очень был удивлён, почему до сих пор не было берега, наших мостков, завалившегося набок забора.

Берег обнаружился внезапно скользнувшими по животу водорослями. Я попробовал ногами дно. Оно оказалось в полуметре подо мною. Я присел на корточки и стал вглядываться в темноту. Ничего не узнавал. Либо я был намного левее нашего дома, либо правее дома Елены Сергеевны. По чужим огородам мне ходить ещё не приходилось, поэтому определить, к кому попал, было невозможно.

Тогда я обернулся назад и по едва тлеющему костру попытался определить своё местонахождение. Кажется, костёр был левее, когда я отправлялся в путь. И, отойдя немного вглубь, я осторожно поплыл вдоль берега.

А вот наконец и мостки! Но чьи?.. Я подплыл поближе. Взялся за них. Если это мостки Елены Сергеевны, где-то тут, справа, на самом краю у доски, должен быть выбит сучок. Я пошарил рукой и тотчас нащупал пустую глазницу. Одежда на голове теперь мешала. Я сплавал к своим мосткам, снял с головы и положил на них одежду. Затем вернулся назад и, осторожно выйдя из воды, на цыпочках подошёл к бане. Открыл дверь в предбанник, пошарил справа от двери. Халата не было. Не оказалось на месте и шлёпанцев. Только влажное полотенце висело на гвозде.

Сердце бешено стучало.

Я вышел из бани и на цыпочках подбежал к боковой, ведущей в сарай, двери. Осторожно толкнул. Дверь чуть подалась, но оказалась на засове.

«Заперлись, значит? Всё, значит, предусмотрели?»

Но не только сердце, но и зубы стучали. Не думаю, что от холода, хотя кожа на мне стала гусиной.

«Что делать? Разумеется, ждать! Но где?» О времени речь не шла. Я готов был сидеть до победного. Неплохо бы, конечно, одеться. Но как? К забору, что с этой, что с нашей стороны, не подобраться. Всё густо заросло малиной вперемежку с крапивой. И тут меня осенило! Надо укрыться в теплице! И тепло, и среди огуречных кустов совершенно незаметно.