Одна рука у него на перевязи, но он поднимает вторую, которая не сломана. Другие следуют его примеру, сначала несколько человек, потом больше, больше, наконец, почти все. ХЭТЧ и МОЛЛИ поднимают руки среди последних. Только МАЙК сидит, не шевелясь, вторая рука – та, что не держит руку МОЛЛИ, – так и лежит у него на коленях.
МОЛЛИ (
МАЙК. Я знаю, о чем речь. И как только мы ступим на эту дорогу, каждый новый шаг будет даваться легче. Это я тоже знаю.
РОББИ (
МАЙК (
РОББИ. Прекрасно. Ты налогоплательщик, значит, имеешь право. Говори.
МАЙК медленно поднимается по ступенькам на сцену. МОЛЛИ с опаской наблюдает. МАЙК не идет к кафедре, а просто поворачивается к островитянам, бок о бок с которыми прожил всю жизнь. У нас есть несколько секунд для фокусировки и нагнетания напряжения, пока МАЙК думает, как начать.
МАЙК. Да, он не человек. Я не голосовал, но согласен с этим. Я видел, что он сделал с Мартой Кларендон, что он сделал с Питером Годсо, что он сделал с нашими детьми, и я не верю, что он – человек. Я видел тот же сон, что и вы, и мне, как и вам, понятна реальность его угрозы. Может, даже лучше, чем вам, потому что я ваш констебль, человек, которого вы выбрали, чтобы следить за соблюдением наших законов. Но… люди… мы не отдаем наших детей головорезам. Вы это понимаете? Мы не отдаем наших детей!
Из глубины зала, где спят дети, выступает ЭНДИ РОБИШО.
ЭНДИ. И каков у нас выбор? Что нам делать? Что мы можем?
Одобрительный шепот пробегает по залу, и мы видим, как МАЙКА что-то тревожит, потому что в его ответе нет здравого смысла. Только стремление поступить правильно, по совести.
МАЙК. Выступить против него, бок о бок, плечом к плечу. В один голос сказать ему «нет». Сделать то, что написано на двери, через которую мы вошли в этот зал. Поверить в Господа и друг друга. А потом… может… он уйдет. Как уходят бури, растеряв свою мощь.
ОРВ БУШЕР (
Шепот одобрения становится громче.
ПРЕПОДОБНЫЙ БОБ РИГГИНС. «Итак, отдавайте кесарево кесарю». Ты сам мне это сказал Майк, не прошло и часа. Евангелие от Матфея.
МАЙК. «Отойди от Меня, сатана, потому что ты думаешь не о том, что Божие, но что человеческое». Евангелие от Марка. (
РОББИ. Очень хорошо, вот как.
МАЙК в изумлении поворачивается к нему. Тем временем к центральному проходу подходит ДЖЕК КАРВЕР. Когда заговаривает, МАЙК смотрит на него. МАЙКА атакуют со всех сторон.
ДЖЕК. У нас всех есть то, с чем приходится жить, Майк. Или ты не такой, как все?
Удар попадает в цель. Мы видим, что МАЙК вспоминает. Он обращается к ДЖЕКУ и остальным.
МАЙК. Нет, я такой же. Но жить с тем, что ты смухлевал на экзамене, или с кем-то переспал, или кого-то избил, потому что был пьян и в скверном настроении, это одно, а здесь совсем другое. Это ребенок. Или ты этого не понимаешь, Джек?
Возможно, у него есть шанс достучаться до них… но тут у него за спиной раздается голос РОББИ.
РОББИ. Допустим, ты прав насчет того, что нам удастся прогнать его… Допустим, мы возьмемся за руки, соберем волю в кулак, скажем общее «НЕТ». Допустим, мы это сделаем, и он исчезнет. Отправится туда, откуда пришел. (
МАЙК. Он может блефовать…
МЕЛИНДА (
ТАВИЯ ГОДСО робко подходит к центральному проходу – похоже, островитяне предпочитают говорить с этого места. Сначала ее голос звучит нерешительно, потом все увереннее.
ТАВИЯ. Ты говоришь так, будто мы собираемся убить ребенка, Майкл… словно речь идет о человеческом жертвоприношении. По мне, это больше похоже на усыновление или удочерение.
Она оглядывается, смущенно улыбается: если уж придется это сделать, давайте поищем светлую сторону.
ДЖОНАС. И не забудьте про долгую жизнь! Если верить ему. А после увиденного… я, пожалуй, верю.
Вновь шепот одобрения. И согласия.
МАЙК. Лигоне своей тростью насмерть забил Марту Кларендон. Вышиб ей глаза! Мы обсуждаем, отдавать или не отдавать ребенка монстру!