То, что он увидел, не должно стать правдой. Смерть придет за ним, как и за всеми смертными, но не так скоро. И медленно расползающегося влияния черного камня души, которое оскверняет Небеса, еще можно избежать, если Тираэлю каким-то чудом удастся убрать камень с его помоста.
Но времени оставалось мало.
Через посланника Ауриэль он получил известие, что Совет отказался последовать его просьбе. Роль Тираэля как хранителя Мудрости была сведена к минимуму, их доверие к нему явно пошатнулось. Веками целью архангелов было одолеть Преисподнюю и достичь абсолютного мира. Но в последнее время Тираэль ощущал жажду крови куда сильнее, чем когда-либо. Он был уверен, что против него сплели заговор, и если он останется в Небесах, то дни его сочтены.
Но однажды он проснулся от необычного резонанса Арки, эхом разносившегося по парящим просторам Серебряного города, и на краткий миг все замерло.
Он знал, что означает эта Песнь Света: рождение нового ангела.
С тех пор, как он решил стать смертным, в Арке родилось несколько ангелов, но принимать участие в церемонии рождения он не мог, потому что стал им чужим, и ему оставалось только наблюдать. Тираэль поспешно оделся, лихорадочно шаря пальцами по ткани. Он ненавидел человеческую одежду, надевание которой занимало время, ненавидел прикосновение ткани к коже. Это напоминало ему о том, от чего он отказался, а не о том, кем стал.
Оказавшись снаружи, Тираэль присоединился к потоку ангелов, направляющихся к Серебряному Шпилю. Если они и поняли, кто он такой, то не подали виду. Никто не реагировал на его смертный статус, все внимание, словно в трансе, было приковано к Шпилю. «А если бы они заметили?» – задумался он. Все-таки Тираэль по-прежнему был членом Совета, пускай его больше и не слушали. Неужели он пал столь низко и столь стремительно, что жалкие остатки его гордости рассыпались прахом, который потом развеял ветер?
Терзаемый собственными мыслями, Тираэль стоял, возвышаясь над остальными. День был ясным, небо – голубым, воздух – свежим и бодрящим, и песня заставляла камни под ногами гудеть все сильнее, по мере приближения к Шпилю. Ангелы гармонично отзывались на Песнь Света, но из их бессмертных уст не исходило ни звука. Вместо этого их вибрации на совершенной частоте превращались в пульсирующую энергию. Во дворе Тираэль увидел толпу ангелов, собравшихся под парящим сооружением. Хоть он и видел Шпиль, остававшийся, как и все остальное, поистине великолепным, бесчисленное количество раз, его новая смертная сущность смотрела на него с неприкрытым восхищением. Высота Шпиля была почти непостижима, он устремлялся ввысь, словно два клинка, сверкающие кристаллическими гранями. Кольцевидные платформы делали его основание больше, в то время как остальные, не такие высокие башни и шпили, вырастали вокруг него. Почти на самой вершине находилось сооружение, напоминающее крылья ангелов. Здесь и располагалась Хрустальная Арка.
Хребет Ану.
Ану был первым существом – Единым, тем самым, из которого были созданы все существа света и тьмы, добра и зла. Единый изгнал зло, но оно обернулось чудовищным драконом Татаметом, первым воплощением Единого Зла, и два существа враждовали в течение целой вечности, прежде чем их последнее противостояние не привело к колоссальному взрыву, разрывая и разбрасывая останки их сущностей повсюду, тем самым создавая Вселенную. Шрамом такого создания стал Пандемоний, в то время как семь голов Татамета породили семь Великих Зол Преисподней, а тело его легло в основу их Царств. Хребет Ану превратился в Хрустальную Арку, а вокруг нее образовались Небеса.
Для Тираэля эта история была стара как мир, и за долгие годы существования архангела успела стать его частью, так что он редко думал о ней. Но чем ближе он подходил к огромному Шпилю, тем отчетливее становилось воспоминание о легенде, о чуде сотворения Вселенной. Здесь, на Небесах, обосновался свет и покой, в то время как хаос, тьма и зло обрели свой дом в Преисподней. Две стороны продолжали сражаться друг против друга в Вечном Противостоянии, и ни одна из них не могла одержать победу. И вот где-то там, ровно посередине, не принимающий ни одну из сторон, способный как на небывалые благодеяния, так и на разрушительное насилие, лежал Санктуарий, населенный расой людей.
Тираэль был очарован этой битвой между добром и злом, бушующей в душе каждого смертного. Та же борьба Ану и Татамета, только менее масштабная. Добро и зло, свет и тьма, жизнь и смерть. Куда отправляются люди после смерти? И куда уйдет он сам? Он знал, что у человечества много теорий на этот счет, но все они далеки от истины.
По неизвестной причине Тираэль подумал о чаше, все еще покоящейся на его груди. Он чувствовал, что обязан воспользоваться ей снова, но не осмеливался. Он боялся того, что может увидеть.