Буря в Кловерфилде (СИ)

— Я не понимаю вас. Почему вы делаете себе же хуже? Это из-за меня? Но вы не получите достойной награды за вашу преданность. У меня просто нет ничего, что я могла бы вам дать.

Эйне улыбнулся краешком губ.

— Значит, пришло наше время отдавать, госпожа. Не волнуйся, при жизни ты дала нам более чем достаточно.

— А Гиль просто тебя любит и никогда не оставит, — безмятежно добавил тот, — ради твоей любви можно и потерпеть этот дурацкий загробный мир. Лучше я буду видеться с тобой через зеркало, чем не увижу вообще.

— Я же только что сказала, что я — не Ата. Вы оба любили совсем другую женщину. Ту, с которой сможете встретиться только во снах вересковой богини. Даже если я воскрешу вас, вам придется служить мне, а не ей.

Они переглянулись.

— И что это значит? Госпожа нас проверяет, что ли? — лицо Гиля приобрело озадаченное выражение. — Мы же знаем, что это ты. Какой смысл притворяться кем-то другим, когда мы уже столько раз с тобой виделись?

— Со мной. Не с Атой.

— Но ты и есть она. Как я был Лигом и Гилем одновременно.

Беата покачала головой.

— Это другое, Гиль. Человека человеком делают его жизненный опыт и воспоминания. Его чувства и эмоции. У нас с Атой одна душа, но все остальное не совпадает, даже внешность. Неужели ты не замечаешь разницы между нами?

— Нет. Эйне, давай объясняй, что происходит. У тебя это хорошо получается, — Гиль резко задергал ушами. — Что госпожа пытается до нас донести?

Беата, не выдержав, закатила глаза.

— Гиль. Я — не Ата. Что здесь может быть непонятного?

— Да ничего не понятно. Ведь ты — наша возлюбленная госпожа, а говоришь, что нет. Зачем?

Эйне вдруг улыбнулся.

— Я понял, в чем проблема. Госпожа, ни твоя слабость, ни потеря памяти, ни новая внешность не делают тебя другим человеком. Ты — это ты, и мы это знаем. Мы не пришли бы на призыв другой ведьмы. Мы клялись служить тебе. Мы любим тебя. А твои слабость и неопытность не будут вечными. Однажды ты вернешь себе все: воспоминания, силу, бессмертие. Мы уже видели подобное со многими жрицами, воскрешенными подобным образом. Сейчас ты не понимаешь, но лет через сто поймешь. Так что триста лет ожидания — посильный для нас срок. При условии, что мы тебе все еще нужны.

Беата сдалась. Их разговор ходил по кругу, ужасно напоминая некоторые беседы с Калунной. Для Эйне с Гилем она всегда будет Атой. Она вдруг вспомнила насмешливые слова богини:

— А кецали-то — любовники Аты, а не твои. Но их ты с удовольствием прибрала к рукам. И «чужие» заклинания у Эйне выманиваешь, а он отдает их тебе, уверенный, что ты имеешь на них право. Посмертную росу в подарок от Гиля принимаешь и флиртуешь с ним. Тут, значит, хотим быть Атой, а вот тут — уже не хотим. Определись наконец. И хватит этих безумных мыслей. Ты — Ата, а Ата — это ты. Что непонятного в этом простом факте?

В чем-то Калунна была права: приняв любовь и верность Эйне и Гиля, она должна была принять и то, что является Атой. Если же отрицать это, то с какой стати она вцепилась в двух чужих, по сути, кецалей?

А не по этой ли причине Калунна так и не забрала их в нормальное посмертие? Чтобы сцепить Беату с собой и культом покрепче? И чтобы она признала, что является Атой и развивалась в правильном для вересковой богини направлении?

— Смотрите, кто начал наконец думать. Молодец.

— Да, моя богиня. Хорошо, зовите и считайте меня кем угодно. А можно воскресить моих кецалей, раз уж они нужны нам обеим?

— Можно. Воскрешай. И не бесись: ты не станешь сильнее, если будешь получать все на блюдечке. Научишься воскрешать мертвых — вернешь всех, кого пожелаешь. Но вначале научись. Если они действительно тебе нужны.

Беата подавила гнев и сообразила, что уже довольно давно молчит, а Эйне и Гиль просто ждут ее ответа. Заволновалась.

— Простите. Я немного отвлеклась, а не забыла о вас.

— Ничего. Ты ведь говорила с вересковой богиней, госпожа, — заметил Эйне.

— Откуда ты знаешь?

— Это заметно, — ответил за него Гиль, — когда богиня зовет, нельзя же не отвечать. Так мы нужны тебе, госпожа?

— Очень нужны. Я обещаю воскресить вас, как только смогу. Вы оба заслужили это. Но готовьтесь к тому, что это будет нескоро, — вздохнула Беата.

— Время не имеет значения, — качнул головой Эйне, — теперь у нас будет смысл в нашем ожидании.

— Но ты выдавай нам задания и навещай почаще, — попросил Гиль, — и рассказывай, как там у тебя дела.

— Договорились, — Беата улыбнулась им, — но сейчас ваша очередь. Расскажите что-нибудь о прошлом. О кецалях, жрицах Калунны и ваших приключениях. За тысячу лет их должно было накопиться немало.

Гиль оживился.

— Эйне, а давай-ка расскажем госпоже, как притворялись заклинателем змей и пляшущей змеей в Уруке?

— Это когда тебя похитили и случайно подарили нашей подозреваемой? А потом застали кецалем, сбросили в яму со змеями и потеряли в ней?

— И ты, растяпа, меня среди них не смог узнать! Чуть к гадюке не полез! Хорошо хоть не к питону!

Они оба рассмеялись, а Беата расслабилась.

Все снова было хорошо.

Но когда она сняла чары кокона и открыла дверь, то обнаружила под ней встревоженного Джеральда и возмущенных Пламя с Пуховкой.