Буря в Па-де-Кале

– Милая моя Божена, – улыбнулся я, – если вас послушать, то все мужья непременно тираны и деспоты! И как вас только терпят светские львы?!

– Еще как терпят, – игриво усмехнулась Божена, сверкнув сапфировыми глазами.

Мне не приходилось сомневаться в ее словах. Поклонников у моей сумасбродной кузины всегда хватало. Шарма Зизевской хватило бы на десятерых!

Камердинер важно объявил о прибытии княгини Данилиной.

– Ну, вот, – вновь усмехнулась Божена, – сегодня твой день! Так что, лови удачу! Не сомневаюсь, ты узнаешь от нее что-нибудь эдакое… Только не забудь тогда поделиться со мной! Лиза – особа тонкая! Поет, рисует, художественные салоны посещает, поэтому и обхождения требует соответствующего, – подмигнула она.

– Не сомневаюсь, – прошептал я ей на ухо, когда в голубую гостиную моей обожаемой родственницы впорхнула юная княгиня Елизавета Артемьева.

Она была черноволоса, черноглаза, с правильным овалом лица и такими же правильными чертами, мраморной белизны кожей, большим, но красивым ртом и нежным ровным румянцем на щеках. Волосы Данилиной были завязаны широкой лентой и заколоты шпилькой с бирюзой, обрамленной брильянтами, продетой в шиньон. Она утопала в черном креповом платье с сильно декольтированным корсажем, перехваченным муслиновым поясом цвета турецкой лазури. Прекрасные, словно выточенные из мрамора каким-нибудь античным ваятелем, руки Лизы были обнажены. На шее – колье из нескольких рядов белого жемчуга, в ушах – серьги из жемчуга и бирюзы.

Я невольно подумал о том, что она смогла бы соперничать красотою с графиней Ольгой.

– Позвольте представить вам моего двоюродного брата, – обратилась Божена к Данилиной. – Кольцов Яков Андреевич. Прошу любить и жаловать!

Я молча поклонился в ответ.

– Княгиня Елизавета Данилина, – отрекомендовала ее Зизевская.

* * *

Сегодня все салонные разговоры протекали в диванной, куда моя милая Божена созвала всех своих гостей. Здесь не было трубок с янтарными или бисерными чубуками. В диванной Божены Феликсовны Зизевской все приглашенные курили персидский кальян, где к запаху табака примешивался аромат гашиша, восточных пряностей, пачули и зеленого яблока. Нижний конец трубки со всем ее содержимым был опущен в изящный стеклянный сосуд с водой, а другая трубка находилась над водной поверхностью. Считалось, что вдыхаемый дым проходил через воду и потому был очищенным. Курили кальян по очереди, будто бы трубку мира. Прислуживали нам черноокие, молчаливые девушки в восточных одеяниях, с лицами, наполовину прикрытыми шелковыми платками.

– Ну, Яков Андреевич, не ты один до экзотики падок? – шепнула мне на ухо Божена Феликсовна, возлежа в приятном розовом полумраке на низком персидском диванчике.

– Милая Божена, – в ответ отозвался я, одурманенный ароматами до головокружения, – вы всегда и во всем превосходили меня!

– Льстец, – лениво улыбнулась Божена, бросив на меня взгляд, затуманенный поволокой.

Нежный шелест шелка в диванной перемежался с резким диссонансом разноречивых мужских голосов. Женщины дремали в окружении своих спутников. Хотя, иногда какая-нибудь дама из общества заговаривала, и ее речь подхватывали сразу несколько женщин.

Меня охватило какое-то сладостное чувство покоя и неги. Когда, наконец, волна опьянения схлынула, я различил четкий голос, упомянувший имя графа Нессельроде – русского министра иностранных дел, что сразу привело меня в чувство. Я присел на канапе, стараясь прислушаться как можно внимательнее. Как-никак Нессельроде негласно возглавлял в России «австрийскую партию»…

Господин в черном фраке с круглыми пуговицами с большим апломбом рассуждал о необходимости защитить русские интересы от министра, безгранично преданного союзной Австрии.

– Конечно, австрийские войска навели порядок в Неаполе, но…

– Вы хотите сказать, что Аракчеев лучше сумеет защитить интересы России? – усмехнулся человек в военном мундире. – Мне кажется, что его закулисные игры не приведут ни к чему хорошему. К тому же его влияние на Государя Александра все возрастает… Слышали, как его Вигель назвал? Бульдогом! Bon mot! «Бульдог, всегда готовый загрызть царских недругов!»

– Что же в преданности плохого? – возразил ему человек в черном фраке. – Вы, Эраст Андреевич, рассуждаете странным образом. Был бы Аракчеев бульдогом, разве он такие разговоры дозволил?

– И тем не менее, я готов поспорить, что он любым средством воспользуется, лишь бы только Нессельроде свалить, – усмехнулся молодой офицер, которому адское содержимое кальяна слишком развязало язык. – Вы слыхали о «русской партии»? В чем ее смысл и цель? В том, чтобы свалить Нессельроде! – упорствовал он. – А где документы какие, бумаги? Нет их ни в одном из бюваров! Тю-тю! Все мраком тайны покрыто! Слухи одни!

– То-то и оно, что слухи, – отозвался в ответ важный господин. – А вы верите бабьим сплетням! Нехорошо! – Он погрозил офицеру указательным пальцем.