Буря в Па-де-Кале

– Ну, не стоит так убиваться, – ответил я. – Доложишь, что в глаза не видел императорского письма, что я тебе ничего не сказал, и что, вообще, это все – одни слухи, да выдумки!

– И ваша поездка в Кале? – поинтересовался Филипп. Моя версия его не особенно воодушевила. – А вот вы как будете перед своим начальством отчитываться?

– Чего не знаю, того не знаю, – откровенно признался я.

* * *

Вечером мы с моим Золотым драконом были уже в нашем особняке на Офицерской улице. К моему приезду, как я и приказал, везде поменяли замки. За всем, как всегда, проследила моя индианка.

– Снова провал? – догадалась она. – Вы не нашли ваши загадочные бумаги!

Сегодня Мира была одета в темно-лиловое сари и вся увешана тяжелыми золотыми украшениями.

– Я делала ведические астрологические таблицы, – таинственно сообщила она. – Насколько я могу судить, Яков Андреевич, пока вас не ждет ничего хорошего! Планеты образовали такой…

– Ты не сделала для меня никакого открытия! – перебил я ее со вздохом. – Мне кажется, что судьба от меня отвернулась! Словно какой-то рок преследует меня с того самого момента, когда моя нога ступила на палубу фрегата «Стрела».

На самом деле, этот злой рок представлялся мне золотоволосой женщиной с прекрасным лицом убиенной графини… Но сейчас я не испытывал к Ольге ничего кроме какого-то досадливого сострадания.

Мне показалось, что Мира что-то почувствовала. Она и прежде ревновала меня, хотя старалась этого не показывать.

– Яков, не говори так, – попросила моя индианка. – Как твоя рана? Позволь мне ее осмотреть! Может быть, послать за Луневым? – Она пытливо посмотрела на меня огромными черными глазами.

Алешка Лунев был моим другом еще со времен французско-русской военной кампании. Он спас мне жизнь, когда я получил серьезное ранение в битве под Лейпцигом. С тех самых пор Алексей Лунев медицине не изменял и нередко выручал меня в ходе моих не всегда безопасных расследований.

– Ни в коем случае, – отозвался я. – Алешка тут же уложит меня в постель! А время сейчас не терпит… – замахал я руками.

– Но мне-то ты позволишь?..

– Нет, Мира, лучше расскажи мне, не заметила ли ты чего-нибудь подозрительного в ту ночь, когда письмо исчезло из моего тайника? – попросил я в ответ.

– Нет, Яшенька, – усмехнулась индианка. – Или ты забыл, где и с кем я ее провела?

– Мира, я говорю серьезно! – воскликнул я.

Меня удивляло, что индианка не понимает, что вскоре наша безбедная и вполне благополучная жизнь может закончиться из-за какого-то листка бумаги, пусть даже и с царской подписью! Отношение Кутузова волновало меня гораздо сильнее, чем угрозы императорской фаворитки.

– Я тоже говорю серьезно, – повела плечами моя индианка.

Кинрю, который присутствовал при нашем разговоре, громко расхохотался. Его обычная невозмутимость из кодекса чести изменила ему!

– Яков Андреевич, – проговорил он, наконец, успокоившись, – вы бы дворников расспросили! Дворник в вашем деле человек самый важный! Обязательно что-нибудь да заметит!

– Пожалуй, ты прав, Кинрю, – задумчиво проговорил я в ответ. – Мне кажется, Пахом обязательно должен что-нибудь знать! Он и о потайной двери сам догадался! Спрашивал меня пару раз. В конце концов, я разрешил ему убирать в том самом коридоре, который вел из флигеля в мой кабинет…

Я дернул за шнур сонетки.

– Федор, – обратился я к появившемуся лакею с ливрее, – кликни-ка Пахома в гостиную!

– Кого? Пахома? – нахмурился тот. – Чего это здесь дворник забыл?

– Нет, мир точно сошел с ума! – возмутился я. – Кликни Пахома!

– Ну, хорошо, барин, хорошо, – Федор попятился к двери. Судя по всему, он никогда еще не видел меня таким рассерженным.

– Мира, и как ты только с ними со всеми управляешься?! – всплеснул я руками.

Индианка в ответ только очаровательно улыбнулась. Ее глаза так и говорили: «Чего только не сделаешь из одной любви к тебе!»

Эти огромные черные глаза были всепрощающими, такими же, как глаза на иконописных ликах, под которыми горела лампада.

Неожиданно у меня закружилась голова, и я присел на маленькое канапе возле камина.

– Что с тобой? – Мира бросилась ко мне, путаясь в своем сари.

Японец тоже встревожился:

– Дайте-ка нам все же осмотреть вашу рану!

Теперь мне деваться было некуда, и я позволил им делать все, что они хотели. Оказалось, что ранение мое нагноилось, и Мире пришлось промыть разорванные края. Она отправилась в свою комнату «демонов» за индийскими снадобьями. К то время, когда японец сделал мне перевязку, на пороге гостиной появился дворник Пахом в сопровождении Федора. Последний топтался на месте и комкал в руках свою шапку.

– Чего изволите, барин? – осведомился он.

– Расскажи мне, не видел ли ты кого прошлой ночью возле старого флигеля? – взволнованно поинтересовался я. – Возле той двери, которая досками заколочена.

– Так, прошу прощения, – замялся дворник Пахом, – к вам через эту дверь, что… заколочена иногда разные люди приходят!

– Ну, а в эту ночь? – насторожился я. Мне показалось, что Пахому что-то известно.

– Заходил один человек, – пожал плечами дворник.

– Так чего же ты мне раньше-то не сказал?! – воскликнул я. – Если бы я мог знать…