Буря в полдень

Обстрел из шестиствольных минометов продолжался до полных сумерек. Только в темноте все успокоилось. Блиндаж почти опустел. Командиры разошлись по своим частям. Унесли и раненого телефониста. Пришедшие сюда новые бойцы сообщили, что фашисты мало чего добились обстрелом: разрушили несколько изб, ранили и убили несколько людей и лошадей. Пострадали две женщины и несколько детей, которые не уходили из деревни даже на время боев. Раненым уже была оказана первая помощь.

— Вот и увидели, что такое передовая, — сказал мне Шуркус, когда мы собрались уезжать. — Надо сказать, сегодня выдался довольно-таки горячий денек. Такой артобстрел не каждый день бывает. Надеюсь, вам, как писателю, это было интересно?

— Еще бы, — ответил я, думая, что никакая книга о фронте не дает человеку того, что он видит своими глазами и может пережить сам. — Я очень рад, что побывал у вас. Это незабываемый день в моей жизни. Но, разумеется, куда лучше, если бы всего этого вообще не было.

— Это конечно, — сказал Шуркус. — Но раз уж фашисты напали, то придется бить до тех пор, пока их не останется ни здесь, ни в Литве. Тогда мы сможем спокойно взяться за другие дела.

Нас ждали запряженные сани. Было темно. Но на небе уже сверкали крупные звезды, и их холодный свет освещал окровавленную землю. В темноте маячила спокойная деревня, были слышны только негромкие разговоры бойцов. На деревенской улице стояли часовые.

В непривычной тишине наши сани выехали из деревни и оказались в заснеженных полях. Я лежал на соломе, глядя на удаляющуюся деревню, и видел, как, прочерчивая дуги в воздухе, летят немецкие трассирующие пули. Рядом со мной сидел красноармеец с автоматом. Когда в воздухе повисло несколько ракет, автоматчик сказал:

— Немцы боятся. Иногда целую ночь жгут ракеты и смотрят, не собираемся ли мы атаковать.

Слева, у деревни, в которой находились фашисты, застрекотал пулемет и тут же захлебнулся. Оттуда снова взмыл рой трассирующих пуль и, прочертив в воздухе дугу, упал на наши позиции.

В полях расползался туман. Стало еще темнее. В тумане скользили сани, доставляя на передовую боеприпасы и провиант. Фыркали лошади, тихонько поскрипывали полозья. Из тумана рядом с дорогой изредка выплывала крупная фигура нашего часового.

— Стой! Пароль…

Услышав ответ, часовой пропускал нас, и лошади бодрой рысцой бежали в сторону деревни, в которой находился командный пункт дивизии.

Там мы застали командира дивизии Феликсаса Балтушиса-Жемайтиса и его замполита Йонаса Мацияускаса.

— Мы уже слышали о ваших приключениях, — с улыбкой сказал командир дивизии. — Оказывается, вы получили боевое крещение. Поздравляю…

— Меня влекло туда профессиональное любопытство. Я собрал немного материала о наших бойцах.

— Отлично! — сказал Мацияускас. — Но, полагаю, вы несколько замерзли. Прошу отужинать.

На столе дымились картофельные оладьи. И здесь, среди старых товарищей, я снова почувствовал себя вдали от фронта, хотя на самом деле мы находились в пяти-шести километрах от передовой. Когда за ужином мы слышали взрывы мин в каком-нибудь километре, они уже никого не волновали.

Потом я отправился спать. Меня уложили на теплую деревенскую печь, и было так хорошо после напряженного дня… В крестьянской избе трещал сверчок, пахло свежим хлебом, и я долго еще слышал голос старой своей знакомой Цили. Она убиралась в комнате и философствовала о поэзии, о Толстом и клубе «Надежда»[17], в котором мы когда-то оба работали. Потом стала напевать. В избе на лавках и на полу спали солдаты. А на дворе ревели тракторы, они тащили грузы, и этот грохот все удалялся, пока я не перестал его слышать.

МИТИНГ В ЦЕРКВИ

Где-то еще грохотали яростные сражения… А воины литовских частей собирались на встречу с руководителями республики. В церковь, поврежденную вражескими снарядами, — на сводах можно было различить расплывчатые лики святых, — солдаты прибыли прямо с передовой. Одни стояли, другие сидели у разведенного здесь же костра. Тут же, в церкви, оставались немецкие грузовики, валялись снаряды, каски, а вокруг были бойцы — сильные, суровые, могучие. Величественная картина, словно перед твоими глазами ожили герои прошлого, полные несокрушимой веры в победу. Дух борьбы и решимости излучали красные от бессонницы глаза бойцов.

Замполит Йонас Мацияускас, который с самого начала формирования литовских частей проявил себя как хороший организатор, приветствует гостей, представителей руководства Советской Литвы, и уверяет их в том, что наши воины, доказавшие свою любовь к Родине кровью на поле боя, и впредь будут отважно сражаться за свободу и счастье социалистической отчизны.

После него к воинам обращается Антанас Снечкус.