Буря в полдень

Ужасное впечатление немного смягчается, когда углубляешься в Жемайтию. Отсюда гитлеровцы удирали с такой скоростью, что некогда им было все уничтожить. И Плунге, и особенно Тельшяй удивительно прекрасны после тех развалин, в которые превращен Расейняй. Радуется сердце, когда ходишь по улицам этих городов, которые вскоре снова оживут. Здесь уцелело то, что мы строили, любили, с чем сжились. И сердце наполняется благодарностью к тем замечательным парням — русским, грузинам, узбекам, которые, сидя на мощных, гремящих танках, по улицам городов и проселков спешат дальше на запад: их ждут Клайпеда, Тильзит, Лиепая… В этом походе участвуют и литовцы, пережившие гитлеровскую оккупацию.

Мы видели нескончаемые колонны советских танков, которые спешили на фронт. И хорошо было смотреть на усталые, но веселые лица. Эти люди победили в сталинградском аду, сражались под Харьковом и освобождали Киев. Брали штурмом Севастополь и Одессу. В туманной ночи мы слышали песню на жемайтийской дороге. Бойцы, разложив костер рядом с дорогой, пели нежную песню далекой Грузии «Сулико»… И думалось, что нельзя победить людей, которые прошли сотни километров через огонь, грохот боев, смерть и даже в час усталости улыбаются, смеются и поют…

Днем танки встречают на дорогах крестьянские телеги, груженные деревенскими пожитками, на которых сидят женщины и дети. Возвращаются люди, изгнанные гитлеровцами из домов. Неторопливо бредут по дорогам выносливые низкорослые жемайтийские лошадки, а крестьяне рассказывают остановившимся бойцам о своих невзгодах.

За последние месяцы гитлеровцы грабили жемайтийскую землю, как могли. Отнимали не только скот, но и одежду, и обувь, и домашнюю утварь. Не только немцы, но и их прислужники литовцы поднимали панику, пугали Красной Армией, заставляли людей покидать насиженные места. В этом мы убедились, приехав в Тельшяй.

Город пуст, словно выметен… Совсем как только что освобожденный Каунас. Но здесь еще более пусто, — даже не по себе. Мы идем туда, идем сюда — хоть бы одного человека увидеть. Но нет, мы ошиблись. Вот из переулка рядом с костелом появляется еще не старая, довольно прилично одетая женщина. Она смотрит на нас с удивлением и испугом. Внимательней всего она смотрит на Йонаса Марцинкявичюса, на котором форма старшего лейтенанта Красная Армии. Видно, ее удивляет, что мы между собой разговариваем по-литовски. Помолчав, женщина спрашивает:

— Откуда будете?

— Из Каунаса приехали, — отвечает Пятрас Цвирка.

Видно, что женщина не верит.

— Из Каунаса? — удивляется она. — Знаю и я Каунас. Там моя двоюродная сестра жила… Одному богу известно, жива ли еще…

— А зачем ей умирать? — откликается Йонас Марцинкявичюс. — Каунас же почти цел. Только фабрики и мосты немцы…

Женщина еще больше удивляется, что мы разговариваем весело и рассказываем о таких неслыханных, невероятных вещах.

— Может ли быть такое? Тут ведь говорят, что там жуть что творится…

— А что же? — не вытерпел я.

— Я же знаю Каунас, бывала… Несколько раз была… Вот говорят, в садике перед театром жуть сколько людей повешено…

— Кто же их там повесил? — смеется Йонас.

— Да вы не смейтесь, не смейтесь… Кто повесил? А кому же еще, как не большевикам?..

Нам и смешно, и зло берет. А женщина продолжает:

— Перед кино, — как оно там называется, кажется, «Форум»? — говорят, целые кучи ушей и носов навалены…

— А чьи эти носы-то? — давится от смеха Цвирка.

— Как так чьи? Людей, чьи же еще…

— И их, значит, большевики?

— А мне откуда знать? — Женщина понемногу пятится. — Откуда мне знать?.. Говорят, тоже ихнее дело…

— Эх, тетка ты, тетка! — сердится Цвирка. — Ну и набралась же ты где-то пропаганды!.. И смех и срам слушать. Только последние сволочи могут выдумать такое. Иди домой и всем своим знакомым об этом скажи…

Женщина исчезает в каком-то переулке.

Мы бродим по городу, ищем случайных прохожих. Марцинкявичюс кричит:

— Эй, мужики, местную газету нашел! Хотите почитать? Совсем свежая…

Он приносит несколько номеров газетенки. Последний выпущен всего несколько дней назад. В нем призывают население «оказывать сопротивление большевикам», описывают, как местные «патриоты», в том числе городское начальство, помогают немцам рыть окопы, чтобы большевики не заняли священную Жемайтию. Полистав, мы находим и описание «зверств» в Каунасе, о которых рассказывала женщина. Газета утверждает, что на территории Литвы, занятой Красной Армией, женщины и дети уже согнаны в концлагеря («Чем сам воняет, тем других мажет», — сказал Пятрас), что большевики пускают вниз по Неману бутылки со взрывчаткой, чтобы люди вылавливали эти бутылки и взрывались, что в Каунасе и Вильнюсе множество мирных граждан перевешано и прирезано, что советские летчики обстреливают людей, работающих в поле, и одному уже прострелили ногу…

Откуда редакция черпала все эти идиотские сведения? Тут голова редактора отлично работала и придумала следующую версию. Мол, жители Каунаса по Неману пускают бутылки с письмами — не со взрывчаткой, а с описанием зверств; в низовьях Немана люди вылавливают бутылки и полученные сведения посылают прямо в газету.