В декабре мы с Цвиркой побывали в Минске, на тридцатипятилетнем юбилее творческой работы белорусского поэта Янки Купалы. Здесь мы впервые были в гостях у писателей братского народа. Завязывались знакомства с новыми людьми; мы уже много слышали о Максиме Танке, вильнюсце, друге наших вильнюсских писателей, познакомились и с новыми людьми — Петрусем Бровкой, Петром Глебкой, Михасем Лыньковым, Кондратом Крапивой, Филиппом Пестраком (он тоже жил в Вильнюсе и сидел в вильнюсской тюрьме), с детским писателем Янкой Мавром, который жил в Литве еще в 1905 году. Помню торжественное заседание в огромном Минском оперном театре в честь юбиляра, которое началось почему-то очень поздно, почти в полночь (на нем мне пришлось поздравлять юбиляра от имени наших писателей). В президиуме рядом с нами, литовцами, сидели гости из Москвы — поэты Алексей Сурков и Сергей Городецкий, представители Украины и других республик. Помню вечер в доме поэта, где хозяева угощали нас различными блюдами и напитками, а гости — нескончаемыми тостами и веселыми рассказами. Уже тогда нас очаровали добродушие, чуткость, свойственные белорусам, их большая симпатия к Литве. Интересные беседы были у нас с хозяином и его женой Владиславой, которую все называли «тетей». Она знала многих литовских деятелей старшего поколения.
Никто из сидящих здесь не мог и подумать о том, что через каких-нибудь полгода в огне войны погибнет этот гостеприимный домик и большая часть всего Минска, что Янка Купала, как и мы, станет беженцем…
Минск тогда казался типичным губернским городом, — только в центре возвышался огромный дворец правительства, в котором, кажется, находились все комиссариаты Белоруссии, и новые, законченные и недостроенные, высокие дома, а по окраинам город, как и наш Каунас, был застроен деревянными домиками. Правда, здесь не было таких лачуг — Бразилки, — какие тогда уродовали облик Каунаса.
В минской гостинице, едва проснувшись и включив радио, я услышал известие, которое удивило и обрадовало, — меня выдвинули кандидатом в депутаты Верховного Совета СССР. Я услышал фамилии других кандидатов — Винцаса Креве, Саломеи Нерис, Александраса Гудайтиса-Гузявичюса{88}
, генерала Винцаса Виткаускаса{89}, Марии Василяускайте, профессора Владаса Кузмы{90}, Изабеле Лаукайтите{91} и других моих хороших знакомых.Перед самым Новым годом в моей квартире в Вильнюсе зазвонил телефон. Я поднял трубку и услышал вначале неясный стрекот, а потом четкий мужской голос.
— С вами говорит сотрудник редакции газеты «Забайкальский рабочий» из города Читы, — представился мой невидимый собеседник. — Мы поздравляем вас с наступающим Новым годом. У нас есть просьба. Не могли бы вы нам коротко рассказать о просвещении в Советской Литве?
Без карты я не мог точно себе представить, где находится Чита, — я не знал, что она почти в два раза дальше от Литвы, чем Мадрид, почти на таком же расстоянии, как Нью-Йорк.
Корреспондент газеты сказал, что он будет стенографировать все, что я расскажу, и что он хорошо меня слышит. Я тоже отлично разбирал его голос, когда он меня прерывал, уточняя ту или иную деталь. Когда разговор был закончен, корреспондент спросил:
— Какой у вас теперь час?
Я ответил, что восемь часов вечера.
— А у вас?
— В Чите утро. Сотрудники собираются в редакцию. А какая в Вильнюсе температура?
— Несколько градусов мороза.
— А у нас тридцать пять ниже нуля по Цельсию.
Мы еще раз поздравили друг друга с наступающим Новым годом. Я попросил, чтобы редакция прислала мне номер, в котором будет напечатано интервью. После Нового года я получил эту газету. Наверху страницы я увидел схематический рисунок того пути через множество городов, по которому проходил наш разговор. Ниже — само интервью. Я удивился, что весь мой рассказ был передан довольно точно, без особых ошибок. Взяв карту Советского Союза, я еще раз мысленно отправился в далекую Читу, все еще с трудом привыкая к масштабам нашей новой родины.
Новый, 1941 год мы встретили в Каунасе, в Оперном театре. В традиционной «Травиате» Альфреда пел Кипрас Петраускас. На встрече Нового года актеров и сотрудников театра приветствовали руководители правительства — Палецкис и Гедвилас. Было много душевных улыбок, тостов, поздравлений. Последнее полугодие по обилию впечатлений, трудов, замыслов равнялось прежним десятилетиям. Настроение всех собравшихся было удивительно безмятежным, никто и не подумал, что следующий Новый год многие встретят далеко от Литвы, лишенные дома, родных, близких…
ДЕЛА, ВСТРЕЧИ, КУРЬЕЗЫ