Буря в полдень

Как-то в дверь нашей квартиры кто-то постучался. Я открыл и вначале не мог узнать этого высоченного, невероятно тощего человека, за которым стояли изможденные женщина и девочка. И вдруг меня осенило — это же мой коллега из Клайпедской гимназии Салис Шемерис{210}, поэт-футурист, участник «Четырех ветров», автор знаменитого сборника стихов «Граната в груди». Я пригласил нежданных гостей в дом, показал, где умыться с дороги. И тогда муж с женой, перебивая друг друга, поведали мне свою историю за последние месяцы. Оказывается, во время оккупации они жили в Вилкавишкисе, на родине Салиса. Оттуда попали в Германию и оказались даже за Берлином, в Бранденбурге (позднее, в 1948 году, мне пришлось там побывать по делам репатриации наших граждан, оказавшихся в Германии). Салис Шемерис рассказывал о голоде, холоде, о том, как город безжалостно бомбили английские самолеты, — по его словам, для начала разрушившие улицы с борделями… Между тем Элиза на кухне уже жарила глазунью из всех яиц, которые мы получили по карточкам… С каким аппетитом уплетали яичницу наши гости! Переночевав у нас, на следующее утро они уехали на старое место работы — начинать новую жизнь в разрушенной Клайпеде.

В первых числах июня в Каунасе побывал милый гость — Всеволод Иванов. Вместе с корреспондентами «Правды» Мержановым и «Известий» Кудреватых он возвращался из Берлина, где был свидетелем эпохальных событий. Нам хотелось встретиться с писателем, которого знали лично (во всяком случае, Цвирка, Нерис и я) еще с 1940 года. Как я уже упоминал, в Вильнюсском драмтеатре до войны Юкнявичюс отлично поставил его знаменитую пьесу о гражданской войне «Бронепоезд 14-69». В свое время я читал несколько книг Всеволода Иванова, знал, как ценил его талант М. Горький. Я обрадовался, встретив в Каунасе этого приземистого, широкоплечего человека, еще не снявшего военной формы, с круглым улыбчивым лицом. Говорил Иванов ровным, спокойным голосом, иногда тихонько, добродушно смеялся, и по всему было видно, что он, как и его спутники, переживает необычайно счастливые для себя дни — дни победы…

Цвирка и я гуляли с гостями по Каунасу, привезли их во Фреду. Они радовались, что Каунас не слишком пострадал от войны, что он многолюден, а на главных улицах, в первую очередь на Лайсвес-аллее, уже застеклили витрины магазинов (больших стекол, правда, не было, пришлось сделать рамы, как в окнах квартир). Гостей интересовали Каунас и вся Литва, — Иванов вспоминал свой приезд сюда с Николаем Тихоновым до войны, в 1937 году, и сожалел, что некоторых из его тогдашних знакомых, как, например, Казиса Бинкиса, уже нет в живых, а Людас Гира, тепло встретивший их тогда, тяжело болен… Его удивляло, что Гира, которого он тогда знал как буржуазного поэта, примкнул к Советской власти и даже вступил добровольцем в Красную Армию…

По нашей просьбе гости устроили в редакции газеты «Тарибу Лиетува» вечер рассказов о Берлине, на который пришло немало каунасских писателей и журналистов. Всем было интересно услышать об уличных боях в Берлине, о капитуляции германской столицы… Всеволод Иванов рассказал о том, как они посетили бетонные подземелья еще не взорванной канцелярии рейха, обнаружили труп министра пропаганды Иозефа Геббельса, который покончил самоубийством вместе со своей многочисленной семьей, о том, как удирали из Берлина, поднимаясь на самолетах с широкой аллеи Унтер-ден-Линден, главари третьего рейха, о том, как искали труп Гитлера и как он был наконец обнаружен — облитый бензином и обожженный (об этом тогда почему-то не говорилось в печати)… Обо всем этом Всеволод Иванов рассказывал как о деле уже завершенном и имеющем чисто исторический интерес… Но рассказывал как талантливый писатель, пересыпая свое повествование неизвестными нам тогда деталями, и казалось, что ему не идет военная форма, — это был штатский до мозга костей человек, который, чувствовали мы, снова окажется в своей стихии, сев за письменный стол…

В моем архиве сохранились два снимка. На одном из них наши гости и мы с Цвиркой; на другом — писатель один. На этом снимке его рукой выведено: «Венцлове — с любовью, дружбой, поклоном. Вс. Иванов». В моей библиотеке сохранилась и подаренная им тогда книга «На Бородинском поле» со следующей надписью:

«Товарищу Венцлове — в память хорошей встречи в Каунасе, когда мы  в м е с т е  (вместе победили!) встретились после Победы и взятия Берлина. От всего сердца. Автор. 2/VI—45. Каунас».

В первую мирную весну мы большое внимание уделяли подготовке к столетнему юбилею Жемайте. Юбилей должен был стать первым большим праздником нашей национальной культуры после войны.