Буря в полдень

Можно себе представить, с каким интересом мы ходили по этому домику, в котором все выглядело так, как в 80-е годы прошлого века. Уже снаружи было много атрибутов быта минувшего времени — керосиновый фонарь на деревянном столбе, кирпичный тротуар. А внутри — кухня с печью, взобравшись на которую Алеша слушал бабушкины сказки, кровать, часы, сундук, даже подушка Алеши, комната дедушки с характерной старомодной мебелью. Самовар, старинный рукомойник, розги, которыми старик Каширин сек детей. Это здесь когда-то вырос, играл, дышал и плакал от обиды будущий писатель… Отсюда вышел человек, именем которого называется этот огромный город. Отсюда вышел автор, который еще в студенческие годы и во время «Третьего фронта» был для нас одной из самых великих, светлых и привлекательных фигур в русской литературе…)

Походив немного по городу, мы пересекли замерзшую Оку и нашли станцию, откуда дачный поезд ходил в Балахну. Здесь было сравнительно не много людей, и мы свободно сели в вагон. Через какой-нибудь час добрались до конечной цели своего путешествия. Здесь рождалась Литовская дивизия…

Каждый, кто видел в эти дни Балахну, хорошо помнит и всегда будет помнить этот небольшой городок с довольно высокими каменными домами, с электростанцией. ТЭЦ подавала в дома города горячую воду и тепло, поэтому рабочие жили здесь благоустроенно.

Не пришлось долго спрашивать, где находится штаб Литовской дивизии. В городке мы сразу же наткнулись на бойцов Красной Армии, которые говорили между собой по-литовски. Они отвели нас в Дом культуры, где мы нашли старых знакомых — в первую очередь комиссара Йонаса Мацияускаса{121}, с которым мне пришлось видеться в Каунасе летом 1940 года. В 1918—1919 годах он боролся за Советскую власть в Литве, потом попал в Советскую Россию и здесь из рядового бойца вырос в политработника. Тут же находился генерал Феликсас Балтушис-Жемайтис{122}, тоже борец за Советскую Литву в 1918—1919 годах, окончивший потом в Советском Союзе военную академию. Мы нашли и несколько офицеров, служивших еще в буржуазной литовской армии. Когда началась война, многие из этих людей с боями отступили из Литвы и, узнав об организации Литовской дивизии, сразу явились, чтобы помочь своими знаниями и работой.

Каковы были наше удивление и радость, когда мы увидели и своего старого друга Йонаса Марцинкявичюса! Как всегда, он казался бодрым и веселым, сыпал остротами, излучал оптимизм. Я угостил его пензенской махоркой. Марцинкявичюс рассказывал о Саратове, где находился вместе с Пятрасом Цвиркой и белорусскими писателями; потом, когда Цвирка с женой переехали в Алма-Ату, он перебрался в Казань и в Чистополь, где жило немало московских писателей. Он сказал, что встретился и даже подружился с Александром Фадеевым. Кажется, они иногда и за одной бутылочкой сиживали. Там же жил тогда и французский писатель-коммунист Жан Ришар Блок. Марцинкявичюс был доволен, оказавшись снова среди знакомых и друзей. Мы вспомнили нашу короткую встречу на литовско-белорусской границе…

Вместе с прибывающими офицерами нас устроили в зале Дома культуры; здесь в аккуратном воинском строю стояли наши койки. Удивительно хорошо было чувствовать себя членом большого коллектива, тем более что нас встретили здесь с распахнутыми объятиями, как нужных людей.

В одной из комнат Дома культуры проходили заседания мандатной комиссии. Перед комиссией представали мужчины, каждый день прибывавшие из ближних и дальних мест, откуда военкоматы их, как жителей Литвы, отсылали в Балахну. В комнату входили парни из Каунаса, Шяуляй, Мариямполе… Большинство были одиноки, другие где-нибудь в малознакомом городе или колхозе оставили жен и детей. Каждый, кто прибывал в дивизию, многое перевидал и испытал, и не только в начале войны. Немало было таких, которые долгие годы провели в тюрьмах буржуазной Литвы и были закаленными бойцами, членами Коммунистической партии. Последние месяцы всех их выбили из привычной колеи. Теперь они радовались, оказавшись среди своих; часто встречались старые друзья, ничего не знавшие о судьбе друг друга. Мужчины хлопали друг друга по плечу, обнимались и целовались, и по обветренным щекам текли слезы… Сцены эти брали за душу, они повторялись каждый день, потому что поездом из Горького (это был обычный путь) все прибывали и прибывали новые бойцы будущей дивизии…