Буря в полдень

Все время стараюсь не утратить душевного равновесия и сохранить способность к работе. Это не легко, но ведь многие переживали еще более трудные дни. Как приободряет письмо Розы Люксембург, написанное в 1917 году из тюрьмы подруге.

«Когда весь мир потрясен до основания, — писала Р. Люксембург, — я стараюсь лишь  п о н я т ь, что и почему случилось, и если я исполнила свой долг, то я снова спокойна и в хорошем настроении… Ну, а там мне остается еще  в с е, что в обычное время радует меня: музыка и живопись, и облака, и собирание растений весной, и хорошие книги, и Мими, и ты, и многое, многое другое, — короче говоря, я очень богата и надеюсь такой остаться до конца. Мне вообще непонятно и для меня невыносимо это растворение без остатка в горестях текущего дня. Посмотри, например, с каким холодным спокойствием возвышался Гёте над событиями дня. Подумай только, что пришлось ему пережить: великая французская революция, которая вблизи, несомненно, представлялась кровавым и совершенно бесцельным фарсом; затем, с 1793 по 1815 год, непрерывная цепь войн, в течение которых мир представлялся просто сумасшедшим домом. И с каким спокойствием, с какой душевной уравновешенностью продолжал он в то же время исследования о метаморфозе растений, о теории красок, о тысяче других вещей. Я не требую, чтобы ты писала стихи, как Гёте, но его жизнепонимание — универсальность интересов, внутреннюю гармонию — каждый может усвоить себе или, по крайней мере, должен стремиться к этому. И если ты скажешь, что Гёте не был политическим борцом, то я думаю, что именно политический-то борец как раз и должен стремиться возвыситься над повседневностью. В противном случае он погрязнет в пустяках…»

(Прочитав эти слова, я подумал: я не политический борец, я — один из миллионов рядовых людей, закрученных вихрем войны. Но, может, эти слова написаны для меня? Для меня — и всех, кто думает, страдает, надеется, старается хоть песчинкой перевесить на светлую сторону мир лжи, коварства, жестокостей и смерти… И мне от этих слов и мыслей становилось легче, словно я нашел свое место и понял свои задачи в страшных буднях военных лет.)

ПОСЛЕ СТАЛИНГРАДА

Сталинградская битва прогремела на всю страну знамением радости, надежды и неизбежной победы. Трудно рассказать теперь, с каким восторгом и ликованием встретили эту весть люди в Москве, в городах и селах, бойцы Красной Армии на фронтах, партизаны на оккупированных территориях. Каждому советскому человеку стало ясно, что силы гитлеровцев окончательно подорваны, что наша армия закалилась в жестоких боях. Перевес немецкой техники уходил в прошлое, наши заводы в глубоком тылу производили все больше оружия. Увеличилась и помощь от союзников — самолетами, танками, артиллерией, грузовиками, одеждой и продовольствием.

В тылу люди жили тяжело, работали много. Трудились даже дети. Нелегко приходилось женщинам, которые теперь заменили мужчин на предприятиях. Женщины обрабатывали и поля (а тракторы стояли из-за нехватки горючего, не было лошадей), работали на транспорте, в госпиталях, в связи и воспитывали детей. Снабжение продуктами улучшилось, но норма на иждивенцев оставалась маленькой. На рынке почти ничего нельзя было купить, или же цены оказывались недоступными.