Буря в полдень

Но после Сталинградской битвы настроение совершенно изменилось. Многим казалось, что теперь уже не трудно будет разгромить гитлеровскую армию. Как бы в подтверждение этому в феврале 1943 года был освобожден Харьков, но не прошло и месяца, как гитлеровцы вновь захватили Харьков, чуть ли не четвертый по величине город в Советском Союзе. И мы увидели, что силы немцев еще не сломлены, что летом предстоят жестокие сражения. Всех тревожил тот факт, что, хотя союзники вели сражения с гитлеровскими войсками в Африке и бомбили территорию Германии, второго фронта в Западной Европе по-прежнему не было…

Конец зимы и весна 1943 года на фронтах были спокойными. И Советский Союз и Германия готовились к летним сражениям. Но то, что на фронте называется «сравнительно спокойным» периодом, часто на поверку оказывается кровавыми боями, которые не определяют судьбу армий и территорий, но требуют сотен, тысяч, а иногда и десятков тысяч жизней. Таким оказался и февраль 1943 года, когда в первые бои, тяжелые и кровавые, вступила Литовская дивизия. Эти бои, как и дальнейшие сражения Литовской дивизии, уже описаны их участниками, прошедшими нелегкий и героический путь от орловских полей до Клайпеды. Мне довелось наблюдать вблизи первое сражение дивизии (хотя и не в самый жаркий период), да и после него некоторое время пришлось провести на фронте. Я не военный историк, не буду вдаваться в разбор того, почему первый бой дивизии оказался неудачным и потребовал много человеческих жертв, хотя и продемонстрировал мужество и выдержку наших бойцов. Это — задача будущих историков. На фронте я вел заметки и, вернувшись в Москву, по этим заметкам и свежим впечатлениям написал о том, что видел и слышал. Сейчас, когда прошло уже много лет после этих событий, я привожу свои записи в их первоначальном виде, дополнив несколькими эпизодами. Надеюсь, что они напомнят читателю об одной странице участия нашей нации в Отечественной войне. В те дни я пережил действительно немало.

На фронте я находился в марте-апреле 1943 года. Из Москвы отправился на фронт вместе с Антанасом Снечкусом и Мечисом Гедвиласом, а на фронте особенно тесно общался со старшим лейтенантом Красной Армии Йонасом Марцинкявичюсом, с которым мы позднее вернулись в Москву.

Москва просыпалась. На улицах, золотых от утренней зари, раздавались гудки автомашин. Залязгали трамваи, они везли тысячи рабочих на утреннюю смену. У Красной площади из серебристого ночного тумана вынырнули высокие, мощные стены Кремля, башни, Мавзолей Ленина.

Под землей снова засверкали яркие светильники, задвигались эскалаторы, опуская тысячные толпы в светлые мраморные станции метро. После ночного перерыва пришли в движение светлые, удобные поезда, сверкающие стеклом и алюминием. По улицам шагали красноармейцы, и трамваи, троллейбусы, автобусы спешили: быстрее, быстрее! Дорог каждый час, каждая минута! Был будничный день Отечественной войны, и сегодня надо было изготовить больше, чем вчера, — больше танков, самолетов, пушек, пулеметов. На предприятиях кончалась ночная смена, людей ожидала работа в учреждениях, магазинах, театрах, школах.

И вот поезд въезжает на станцию. Я прощаюсь с летчиками, с которыми ехал последнюю ночь, и, пройдя проверку, вхожу в Москву. Я снова в сердце мира. Я снова в городе, к которому рвались закованные в железо дивизии врага и, столкнувшись с несокрушимой силой, рассыпались в прах у стен Москвы. Я снова в городе, который никто не может победить, где каждый человек нашей великой Отчизны — литовец, латыш, русский, узбек, татарин, киргиз, грузин — чувствует себя полноправным хозяином. И я счастлив от мысли, что моя великая страна непобедима, что не побеждена, непобедима и моя Литва. Я видел войну вблизи. Такую страну нельзя поработить — ни бомбами, ни минами, ни жестокостью, превосходящей человеческое воображение.

Я вернулся к повседневной работе. И когда сел за письменный стол и взял в руки перо — задумался: смогу ли хоть приблизительно показать то, что видел за эти несколько недель на фронте? Сумею ли передать хоть частицу тех ужасов, которые принес на нашу землю фашизм? Сумею ли отобразить кровь и грязь и нечеловеческое напряжение, которого требует борьба с нацизмом? Удастся ли мне показать хоть малую частицу героизма, выдержки, самопожертвования, отваги, которые проявили на полях сражений простые люди — литовцы? Перед моими глазами снова движутся картины фронтовой жизни — сожженные немцами деревни, ограбленные люди, гул артиллерии, разрывы мин, треск пулеметов. И я вижу бойцов, тех самых бойцов, которые делились со мной жесткой фронтовой постелью, с которыми я ел из одного котелка, которых видел уходящими в бой и во время боя, видел на отдыхе.

Вся наша любовь, все тепло наших сердец посвящены им — героям, исполинам духа, которые своей кровью прокладывают дорогу к победе и к свободе всего мира.

ИЗ ВОЕННОГО БЛОКНОТА

ПУТЬ НА ФРОНТ