Буря Жнеца. Том 1

Вопреки старым протоколам имперского правления император Тысячи смертей высиживал всю церемонию подачи прошений: все больше граждан империи, и бедных, и богатых, получив Императорское Приглашение и набравшись храбрости, оказывались лицом к лицу со своим пришлым правителем. Колокол за колоколом Рулад вершил правосудие – как мог. Его старания понять жизнь летери неожиданно тронули Нисалл – она поверила, что под проклятием таится достойная душа. И неожиданно Нисалл оказалась очень нужна, хотя прежде именно канцлер чаще помогал императору, и она чувствовала, что Трибан Гнол начал видеть в ней соперницу. Он был главным организатором подачи петиций, фильтром, который пропускал разумное число просителей – и соответственно рос штат помощников. То, что они составляют громадную и назойливую шпионскую сеть во дворце, само собой разумелось.

Нисалл видела, что император, взошедший на трон через море крови, стремится править по-доброму, пытается во все вникать честно и неуклюже. И это разбивало ей сердце.

Потому что власти неинтересна честность. Даже Эзгара Дисканар, столь щедрый на обещания в ранние годы, воздвиг стену между собой и гражданами империи в последнее десятилетие своего правления. Честностью слишком легко могут воспользоваться другие, и Эзгара снова и снова страдал от предательств, а больше всего из-за собственной жены, Джаналл, и их сына.

Слишком просто забыть боль этих ран, глубину этих шрамов.

Рулад, младший сын благородного семейства, стал жертвой предательства – со стороны, пожалуй, настоящего друга, раба Удинааса, и со стороны родной крови, своих собственных братьев. И каждый день он преодолевал пытку прошедшей ночи. Нисалл не могла представить, сколько это может продолжаться. Она одна была свидетельницей необычайной войны, которую он вел сам с собой каждое утро. Канцлер со всеми шпионами ничего не знал об этом – Нисалл была уверена. И незнание делало его опасным.

Нужно поговорить с Трибаном Гнолом. Нужно навести мостик. Но шпионить для него я не стану.

Очень узкий мостик, по которому следует идти осторожно.

В темноте пошевелился Рулад. Он прошептал:

– Я знаю, чего ты хочешь, брат… Так веди меня… веди меня своей честью…

Ах, Трулл Сэнгар, где бы ни скрывался сейчас твой дух, доволен ли ты? Доволен слышать, что твое Острижение провалилось?

И что ты теперь вернулся.

Вернулся мучить Рулада.

– Веди меня, – хрипло выдохнул Рулад.

Меч царапнул по мозаичному полу, и звук напоминал холодный смех.

– Боюсь, это невозможно.

Канцлер задумчиво отвел взгляд и уже готов был отправить воина эдур восвояси; потом, видимо, решив, что это слишком, прокашлялся и сказал сочувственным тоном:

– Император настаивает на этой церемонии, как вы и сами знаете, и прошения занимают все его время, пока он бодрствует. Это его, извините за выражение, мания. – Он чуть поднял брови. – Как может верноподданный оспаривать любовь императора к справедливости? Граждане теперь его обожают. И видят в нем честного правителя, каким он и является. Такие перемены, надо признать, потребовали времени и серьезных усилий с нашей стороны.

– Я желал бы поговорить с императором, – повторил Брутен тем же тоном, каким уже произносил эти слова.

Трибан Гнол вздохнул:

– Вероятно, вы желаете лично представить доклад относительно куратора Кароса Инвиктада и его Патриотистов. Уверяю вас, я передал все отчеты. – Он нахмурился, потом, кивнув, добавил: – Очень хорошо. Я сообщу о ваших пожеланиях его величеству, Брутен Трана.

– Если необходимо, поставьте меня в очередь просителей.

– Этого не потребуется.

Тисте эдур разглядывал канцлера полдюжины ударов сердца, затем повернулся и вышел из кабинета. В большой приемной ждала толпа летерийцев. Десятка два лиц повернулись вслед Брутену, идущему через приемную, – лиц взволнованных, искаженных страхом, – а другие изучали тисте эдур равнодушными глазами: агенты канцлера, которые, как подозревал Брутен, каждое утро собирали просителей и вразумляли, как нужно разговаривать с императором.

Не обращая внимания на расступавшихся летерийцев, Брутен вышел в коридор, миновал лабиринт палат, переходов и галерей дворца. Он почти не видел других тисте эдур, не считая к’риснан Ханнана Мосага, которые, ссутулившись, обтирали плечами стену; в их темных глазах вспыхивала искорка узнавания, когда Брутен проходил мимо.

Брутен Трана прошел в ближайшее к реке крыло дворца. Хотя последствия наводнения, случившегося на ранних стадиях строительства, устранили с помощью хитроумной системы подземных опор, избавиться от сырости было, видимо, невозможно. В наружных стенах пробили проходы, чтобы обеспечить приток воздуха, однако в итоге заплесневелый сумрак лишь наполнился запахами речного ила и гниющих растений.