–
Остальные уже собрались вокруг нее. Серен поняла, что стоит на коленях, упав от потрясения – будут синяки, ведь прижатая к камню плоть так ужасающе мягка… Она раздумывала над этим, глядя в глаза спутникам. Беседа между разумом и плотью, жалостливый диалог между мозгом и чувствами.
Она отмела прочь слова и погрузилась в нежный, безмятежный покой.
–
– Так… так он знает тебя?
–
– Но ты же не бог, да?
–
– Ты прав. Но ты же… живой?
В ответе она расслышала веселье: –
– Не знаю.
–
Она улыбнулась: – Ты даешь мне задание?
–
– Наш? С другими?
–
Серен моргнула, взглянув на круг лиц. Выражения насмешки, тревоги, удивления, равнодушия… – Не знаю, – ответила она. – Это кажется… жестоким.
–
– Я не могу решить. Пока что.
– Серен, – вскрикнула Чашка, – что с тобой стряслось?
Женщина улыбнулась и с трудом встала на ноги. Удинаас – к ее удивлению – протянул руку, помогая ей обрести равновесие. Он едва заметно растянул губы, видя, как она морщится. – Ты тяжело ударилась, аквитор. Можешь идти? – Его улыбка стала шире. – Наверное, не хуже всех нас, копуш?
Он нахмурился: – Теперь нас таких двое.
Она сверкнула глазами – и пугливо их отвела. Собралась с силами и снова поглядела на него – на этот раз твердо. – Ты слышал?
– Мне не было нужды, – ответил он чуть слышно и передал ей имасский «посох». – Тлен терся у моих ног задолго до того, как я покинул Север.
Сильхас Руин и Скол уже вышли в дорогу.
Опираясь на копье, Серен двинулась рядом с беглым рабом, сражаясь с нахлынувшей волной симпатии к этому побитому жизнью человеку.
– Серен Педак…
– Да?
– Прекрати передавать мне боль в коленях, ладно?
– Прекратить что… Ох!
– Или так, или верни мне клятую палку.
– Если я скажу «прости», то… наверное…
– Это станет признанием. Ну, просто скажи, и закончим эту тему.
– Прости.
Удивление в его взоре привело женщину в восторг.
Поднимающееся море насытило водой грунт под деревней. Все, у кого есть хоть капля мозгов, перенесли бы свои дома на каменистую возвышенную террасу на краю равнины; но жалкие последыши народа трясов просто подняли хижины на сваи, положили хлипкие мостки над вонючим солоноватым болотом, что кишит крабами с белыми спинками, известными как «черепушки».