– Возможно. Но неизбежны уступки, это сложно, ибо мы не верим ему. О, слово он даст, не сомневаюсь. Как ты сказал, выбора нет. Но какова цена слову Мосага? Его душа отравлена. Он все еще жаждет меча и даруемой им силы. Мы не позволим. Он не коснется его. Никогда!
Послышался скрежет цепей. Томад подал голос: – Он не казался безумцем, Уруфь.
– Нет, тихо ответила она. – Не казался.
– Он был прав в своем гневе.
– Да.
– Как и мы на Сепике, когда увидели, сколь глубоко пал наш род. Их нищета, их отказ от воли, гордости, традиций. Когда-то они были Тисте Эдур! Знай мы заранее…
– Мы не тронули бы их, муж?
Молчание.
– Нет, – ответил наконец Томад. – Месть малазанам была необходима. Но месть за нас, не за падших сородичей. Рулад не понял.
– Нет, он понял. Томад, сородичи страдали в трюмах. Страдали в казематах. Рулад все понял правильно. Мы карали их за неудачи. Это тоже месть. Месть против родной крови.
Голос Томада наполнился горечью: – Когда мы выносили приговор, жена, ты промолчала. Давай, потешь себя лживой мудростью. Если мне придется выслушивать вот такое – предпочитаю тишину.
– Что же, муженек. Ты ее получишь.
Пернатая Ведьма пошевелилась. Да, нужно известить Ханнана Мосага. Но что он сделает? Будет искать помощи женщин Эдур? Она надеялась на обратное. Если у Пернатой Ведьмы есть враг, так это они. Равен ли им по силам Король-Ведун? Разве что в умении обманывать. Он ослабел. Но если у него есть тайные союзники?
Ей нужно переговорить со Странником. С ее богом.
Ей нужно выбить некоторые… уступки.
Улыбнувшись, Ведьма скользнула в коридор.
Участь Томада и Уруфи облаком пробежала по ее рассудку, едва ли оставив след.
Подземный тоннель Старого Дворца простирался почти до соединения Главного канала с каналом Ползуна. В трех местах его перегораживали кирпичные стены; Ханнан Мосаг оставлял их нетронутыми, искажая реальность при помощи Куральд Эмурланна всякий раз, когда проходил здесь. Как делал и сейчас, ведя за собой Брутена Трану.
Сторонники Короля-Ведуна некоторое время прятали воина, пока сам Мосаг производил приготовления (а это была нелегкая работа). Не то чтобы дворец кишел поисковыми партиями – лихорадка смущения и страха стала настоящей эпидемией, люди пропадали с устрашающей регулярностью… а еще чаще пропадали Тисте Эдур. Нет, настоящая трудность таилась в самом Брутене Тране.
Ханнан Мосаг вел Брутена в комнату в самом конце тоннеля. Восьмиугольник грубо сложенных стен. Восьмиугольный купол сверху, выложенный давно потускневшими листами меди Он навис над головами, словно Эдур очутились в лачуге.
Когда Король-Ведун впервые обнаружил помещение, уходящий вниз коридор был затоплен на сорок шагов – мутная черная вода почти лизала потолок комнаты.
Мосаг снова осушил ее через небольшой разрыв, ведущий в мир Зародыша; затем он быстро закрыл его и, неуклюже, по – крабьи двигаясь, протащил по скользкому коридору связку саженных палок из Черного дерева. Коридор, конечно же, начал заполняться водой. Король-Ведун прошлепал к середине комнаты, развязал палки и начал втыкать их в густой ил, создавая восьмиугольную ограду на расстоянии руки от стен – по две палки на сторону комнаты. Закончив это дело, он произвел открытие Куральд Эмурланна – столь полное, на какое был способен.
Цена была ужасной. Он желал очистить силу от примеси хаоса, ядовитого дыхания Увечного Бога; он был вряд ли способен на такое свершение. Изуродованная плоть, кривые кости, жидкая черная кровь в артериях и венах – всё служило злокозненному миру Падшего, став симбиозом с
В воздухе запахло обожженной плотью и горелыми волосами. Ханнан Мосаг пытался освятить помещение, запереть силу Тени в этом новом, личном храме. Целая ночь борьбы… вода, поднимающаяся по онемелым ногам… он начал ощущать, как ломается сосредоточение – и отчаянно, думая, что всё пропало, воззвал к Отцу Тень.
К Скабандари.
Отчаявшийся, знающий, что провалился…
Неожиданно сила, чистая и решительная, заполнила комнату. Вскипятила воду, что взлетела извивающимися столбами пара. Раскаленные как очаг стены потрескивали. Грязь под ногами отвердела, крепко сжав Черное дерево.
Жар проник в плоть Мосага, просочился до мозга костей. Он застонал от боли… но по телу пронеслась волна новой жизни.
Она не исцелила его, не смогла выпрямить кости или разгладить узлы шрамов.
Нет, это казалось скорее обещанием, шепотом, приглашением в некое благое будущее. Все окончилось за дюжину ударов сердца – но память обещания осталась с Ханнаном Мосагом.