Бурят (СИ)

Ну а то, что почти трое суток всей швейной бригаде пришлось работать с рассвета и до заката — так за такие деньги и ночью работать не грех. Так что спустя три дня Константин Александрович стал выглядеть франтом — а чтобы какие злые люди тому не позавидовали, рядом с его домишкой встали четыре юрты, в которых поселились два взвода бурятских воинов. Временно, как сказал «внучек», пока советская власть не станет по-настоящему людей защищать…

Иосиф Виссарионович не так давно был очень удивлен, когда к нему в Ставку Юго-Хападного фронта приехал «представитель союзника». Понятно, что пускать к члену РВС какого-то неизвестного инородца в цветном халате никто и не собирался, но тот попросил сообщить Сталину, что он «привез важное и строчное сообщение от товарища Бурята». Сообщение было очень коротким, но именно оно помогло столь быстро взять Львов и выкинуть поляков за пределы губернии. Потому что информация в нем была действительно исключительно важной: «товарищ Бурят велел передать, что офензива читает все ваши радиограммы». На любые уточняющие вопросы гонец отвечал, что он даже сам не понимает всех переданных им слов: заучил, как велено — и всё. Но заучил он именно всё, и правильно заучил, что доказала первая же операция, которую — после согласования всех деталей с товарищем Егоровым — Юго-Западный фронт провел «в полном несоответствии» с полученной из Москвы директивой.

С тех пор времени прошло немало, однако встретиться с «бурятом» товарищу Сталину пока не удалось. Хотя наслышан он был о делах Бурята немало, и особое уважение вызвало его выступление на переговорах в Риге, когда он заявил:

— Еще Польша вернет нам всех пленных красноармейцев. Живыми и невредимыми. Если же с ними какие непотребства поляки совершат, то я заранее предупреждаю: сюда приедут четверть миллиона монголов и в Польше населения вообще не останется! Не хватит на это четверти миллиона — я и полмиллиона приведу, и миллион, но обещание выполню…

Поляки ему поверили: несколько «монгольских» отрядов уже показали, что проделать такое им под силу — ведь европейская военная наука даже не предполагала, что кавалерия может вскачь передвигаться по лесам, а теперь все еще не понимала, как такое в принципе возможно. И на всякий случай поляки зверства в отношении пленных прекратили.

А теперь Сталин в Москве ждал подполковника Андреева, страстно желая задать ему несколько очень важных вопросов — вот только ждать ему (и не только ему) пришлось довольно долго. Потому что просто время уже не бежало, а мчалось, и две недели кажутся почти что вечностью.

Попрощавшись с племянником, когда-то «оставленным по хозяйству», Николай Павлович зашел в Медвежий домик, обустройство которого знал с детства. Подошел к левой колонне, аккуратно вставил в щель, едва заметную в резном узоре, лезвие шашки. Все же мастера тогда были неплохими, стенка колонны отошла как по маслу. И из углубления в нижней части этой колонны, дополнительно прикрытым каменным же диском, он вынул три небольших мешка, сделанных из толстой — почти как мешковина — материи. Три двухпудовых мешка с лобанчиками, которые ему передал граф Орлов по приказу Николая «на разведывание земель бурятских во славу России». Затем оттуда же он извлек и аккуратно упакованное в небольшие деревянные шкатулки «приданое бабушки Андамы». Та, уже будучи совсем старой, сказала, что это золото и камни драгоценные ее отец отправил в Россию с зятем чтобы оно не досталось китайцам, которые уже всерьез принялись грабить монголов — собственно и саму Андаму они выкрали, пытаясь получит за нее выкуп этим золотом. И что дед, приданое это принимая, поклялся «вернуть все по первому зову или же потратить его на благо бурятского народа». Не вернул, поскольку «зова» не было. И не потратил, не имея на то возможности. Однако сейчас это было проделать уже можно — и, конечно же, нужно: Андреевы всегда выполняли свои клятвы.

Пятнадцать лишних пудов груза для пятнадцати крепких бурятских лошадок — это очень немного. А в сохранности груза и верности охраны Николай Павлович не сомневался: во-первых, подошел второй полуэскадрон, а во-вторых в этом эскадроне служили исключительно избранные на курултаях «лучшие воины яса», для которых клятва верности Наранбаатар-хаану была священной.

В Пскове отряд уже несколько дней дожидался заранее оговоренный эшелон, а котором они за день доехали до Петербурга, а на следующий день отправились в Москву. Дальше пути Николая Павловича и его «охранного эскадрона» разошлись: эскадрон поехал на поезде дальше, а Верхнеудинск, а Николай Павлович уже на автомобиле — в Кремль. На совещание, посвященное итогам войны…