Буриданы. Сестры и братья

– Если да, то только ребра, до бедер мне не добраться, слишком глубоко запрятаны, – сообщил Герман, весело смеясь, и, когда Надя обиженно завизжала, поцеловал ее в только что покрашенные черные волосы. Надя счастливо замурлыкала и уткнулась Герману головой в грудь, но муж развернул ее и отправил шлепком по заднице обратно на кухню. Что такое любовь, подумал он, оставшись один. Наверно, это способность не ненавидеть жену, с которой прожил больше двадцати лет. Как часто в минуты меланхолии, он вспомнил тот далекий день сорок лет назад, когда впервые увидел Надю. Он буквально разинул рот, ибо столь красивой девушки до того не встречал. Длинные, черные, как смола, волосы заплетены в косу, густые черные брови, гордая осанка – Надя стояла с букетом роз в руках на перроне московского вокзала рядом с чемоданами и, кажется, ждала кого-то. Захотелось тут же подбежать к ней, представиться и предложить руку и сердце – но выяснилось, что его опередили, смазливый высокий молодой господин в дорогом демисезонном пальто и шляпе подошел по-хозяйски к красавице, подхватил чемоданы, и они вместе вошли в поезд, тот самый, на котором должны были добираться до Эстонии и Буриданы. «Кто это?» – словно ненароком спросил Герман в тамбуре у отца. «Профессор Варес», – объяснил папа, и Герман уловил в его голосе знакомое почтение, с которым отец относился ко всем образованным людям, особенно, если они были молоды. «А почему спрашиваешь?» – «Так просто. По-моему, он жуткий пижон», – не сумел Герман обуздать ревность, как не умел и позже, когда встречал Вареса, прогуливавшегося под руку с женой по Тарту. «Какая красивая пара!» – вздыхали одни. «Чего ради такой богатый и интересный мужчина женился на этой русской паршивке», – шипели другие. «Долго эта великая любовь не продлится», – предсказывали третьи. И, как всегда, чем циничнее точка зрения, тем ближе она к истине. Кончилось все неожиданно, настолько неожиданно, что Герман еще долго считал это сказкой и от умиления по вечерам иногда пускал слезинку: в один холодный весенний день, уже после его возвращения из Германии, в его бюро зазвонил колокольчик, и когда архитектор Буридан поднял взгляд, он увидел свою тайную любовь, правда, на двадцать лет постаревшую, но все еще черноволосую, гордую и красивую. «Хочу построить дом, можно у вас заказать проект?» – спросила госпожа Варес с вызовом в голосе. Дом построили, однако когда строительство закончилось, заказчица уже не хотела в нем поселиться, по крайней мере, не вместе с мужем. Кстати, Герман не исключал, что, уже войдя в его контору, Надя подумывала о том, как бы его соблазнить, хотя и говорят, что последней об изменах мужа узнает собственная жена, но поскольку весь Тарту много лет злословил о сожительнице Вареса, которой похотливый козел сделал столько же детей, сколько законной супруге, когда-то сплетни должны были дойти и до нее, а иначе почему на лицо Нади словно была наклеена маска оскорбленного самолюбия? «Признайся честно, ты вспомнила того молокососа, который всю дорогу от Москвы до Ямбурга таращился на тебя, и специально разыскала меня, когда узнала про трюки Вареса?» – выпытывал Герман позже неоднократно, и хотя жена категорически это отрицала, сомнения остались – но, с другой стороны, какое это теперь имело значение?

Танки были почти все расставлены, на фанере остался последний, «Герман». Проклятое имя, которое всех занимает, и царицу, и лейтенанта КГБ. «Вы что, немец?» – «Да какой я немец, немцы меня ведь чуть было не расстреляли!» – «А почему у вас имя, как у Геринга?» – «Моя мама очень любила литературу, особенно русскую, и больше всего Пушкина. Она обожала «Пиковую даму», если помните, там есть такой герой, Герман. Тройка, семерка, туз.» – «Она что, хотела, чтобы ее сына стал игроком, ха-ха-ха?» «Ха-ха-ха, об этом она не думала, но она так часто слушала по радио арию Германа, что мой отец чуть не лопнул от ревности». Что было, конечно, абсолютной чушью, поскольку, во-первых, мама действительно была немкой, а, во-вторых, она предпочитала оперы Верди – но к чему лейтенанту такие тонкости, Герман не стал ему рассказывать даже про то, как его депортировали из Германии, ибо, хотя высылка из немецкого государства времен Гитлера должна была свидетельствовать в его пользу, еще непонятно было, как к этому отнесется КГБ.