Буриданы

— Дрянной русский коньяк белого цвета, — прокомментировал он. — Закуска — любимое блюдо хохлов. Вот и все, что осталось от нашего давнего блеска, Буридан. А как мы с тобой жили — пили массандровское вино и шустовский коньяк, ели икру и венские шницели.

— Икрой я и сейчас не полностью обделен. Мой шурин ведь нынче важная персона, правая рука Троцкого. Или левая, точно не знаю. В любом случае как-то он явился к нам с двумя банками икры. Я удивился было, с чего такая щедрость? Оказывается, прекратился экспорт икры, и весь Кремль питался ее запасами, чтобы не испортилась. Больше им жрать было нечего, только икра. Шурин сказал, что Троцкий ее уже видеть не может, говорит, убери к черту, а то меня стошнит!

Они печально посмеялись, потом Алекс стал накрывать на стол. В чулане он, кроме пачки чая, ничего не нашел.

— А вот мне тебя нечем угостить. Обедаю на работе, а вечером дома, если очень проголодаюсь, грызу ногти.

— А где твоя семья?

— В деревне, в нескольких десятках километров от Москвы. Там проще, у крестьян можно выменять на одежду молоко и даже картошку.

Арутюнов оценивающе прошелся взглядом по комнате.

— Свой шикарный буфет ты все-таки сохранил. И кресла. Молодец, а то знакомый, у которого я ночую, зимой сжег в печке всю мебель, а потом и паркет.

— Ленив твой знакомый. Москва не Петербург, тут немало деревянных домов, время от времени тот или другой выдают на дрова, только тогда надо действовать быстро.

Они уселись, и Арутюнов предложил выпить за встречу. Алекс не осмелился допить до дна, даже небольшого глотка было достаточно, чтобы сердце забилось быстрее, настолько изнурен был организм.

— Рассказывай, — сказал он, осторожно, чтобы не повредить пищеварению, откусывая от бутерброда с салом.

Судьба Арутюнова мало чем отличалась от судьбы сотен тысяч других россиян, которых революция и Гражданская война выбили из привычного ритма жизни, разлучили мужей с женами и родителей с детьми, посеяли даже не панику, а смерть, разрушили дома и разбросали семьи по всему миру. Его старший сын вступил в Добровольческую армию и погиб во время Ледяного похода, жену с младшим сыном и дочерью Арутюнов отвез подальше от войны, в район Сочи, где жили его дальние родственники, а сам поехал искать старшую дочь, которая была замужем и жила в Каховке, в опасном месте, где власть постоянно менялась, большевиков сменял Деникин, Деникина Петлюра, Петлюру Махно, Махно большевики. Какой-то знакомый «спец» смастерил Арутюнову фальшивые документы на имя сапожника Манучарянца, но ошибся с годом рождения, сделав его моложе, чем он был, и из-за этого Арутюнов попал под большевистскую мобилизацию.

— К счастью, они быстро поняли, что в качестве снабженца от меня больше пользы, чем от пулеметчика.

Так началась «карьера» Арутюнова у красных, он кормил Тухачевского и Жлобу, Вацетиса и Сталина, все время боясь, что какой-то ростовчанин его узнает и выдаст, но пока опасность его миновала, начальники были им довольны, и только сам он страдал, что должен работать на тех, кого в душе презирал.

— Красные глупы, они знают только один язык — язык угроз. Дай поесть, а то поставлю к стенке! Разве хитрый крестьянин в такое время может не прятать продукты? Я с ними всегда спокойно договоривался, объяснял, что идет война и во время любой войны армия отбирает у гражданского населения сколько может, потому отдай лучше мне половину добровольно, другую тогда я оставлю тебе.

Дочь Арутюнов так и не нашел, из Каховки она эвакуировалась в Харьков, из Харькова в Белгород, из Белгорода в Тулу, а там ее следы пропали. От остальных членов семьи его отделила линия фронта, Сочи одно время и вовсе был у грузинов, пока Деникин их оттуда при помощи дашнаков не выбил.

— А почему ты сразу, как эта кутерьма началась, за границу не уехал? — поинтересовался Алекс. — С юга это ведь было не так сложно, как отсюда. Даже из нашего дома — не из этого, а из того, где я раньше жил, — несколько семей сбежало в Ростов, чтобы потом оттуда эмигрировать.

— Ну да, одно время Большой бульвар, где когда-то находилась твоя квартира, Буридан, весьма напоминал Невский проспект, графы и графини прогуливались в ожидании парохода, который отвезет их в Константинополь. Ох, сколько тогда в Ростове было доступных женщин! Не каких-то там казачек,

а настоящих дам, которые уже понимали, что их песенка спета, и брали от жизни, что еще возможно. Ел и пил там и я, но все, как говорится, по усам стекло, и в рот ничего не попало. Но скажи мне, Буридан, как ты себе представляешь, чтобы я вместе со своей женой и детьми высадился с парохода в Константинополе? Какие мне для этого понадобились бы фальшивые документы? Да даже если бы это были прекрасные документы, на фамилию, скажем, графа Фредерикса, куда мы дели бы свои карие глаза и кривые носы? Ты что, не слышал, что турки проделали с армянами в пятнадцатом году?

Кое-что про эту резню Алекс читал, он поинтересовался подробностями, но Арутюнов вдруг ушел от вопроса.