Михаила Егоровича встретил отец, древний старик. Ничего старик не говорил, сидел на камне и, не отрываясь, глядел на сына.
Я вспомнил про бабушку Якимовну и спросил, как живет она, почему не пришла на берег: уж не хворает ли?
— Умерла наша бабушка. Царство небесное. Отмаялась…
Пароход свистками настойчиво вызывал нас обратно на суда. Свидание с родными пришло к концу.
Мы простились.
Долго стояли наши семейщики на удалявшемся берегу Камы и махали платками.
Над рекой, над увалом неслись прощальные свистки нашего парохода.
Караван перевалил косу. Село и родной берег скрылись за густым ивняком.
Глава II
НА КАРЧЕПОДЪЕМНИЦЕ
Через две недели мы бросили якорь у старинного села Вятской губернии — Кая.
Вечером зашел к нам в кубрик Сорокин и рассказал о предстоящей работе.
— До плеса Кильгимы — это верст сто ниже Кая — будем очищать берега от леса, на десять сажен от воды. Очистку будем делать в ветреную погоду, а в хорошую придется плавать с урезом, карчевник вытаскивать.
— Воскресенья как? — спросил кто-то.
— Никаких праздников, спаси Христос, у нас в навигацию не положено. Работать каждый день. Бурлак, сами знаете, зимой отдыхает, а летом с утра до темной ноченьки — матушка-работушка. А придется, так будешь и все сутки работать. Бог терпел и нам велел, ребятушки. Должен сказать, что всех лентяев да лодырей буду высаживать на берег с медведем жить. Вот оно как. До свиданьица. Спите с богом…
На рассвете мы на двух больших лодках-завознях выехали на плес. На одной из них, на корме с «навесью» — большим кормовым веслом, — стоял старший матрос, на другой — Андрей Заплатный. Одна лодка шла возле правого берега, другая у левого. Между лодками была протянута полудюймовая веревка — урез.
Лодки плыли вниз по течению, и урез шел по дну реки. На первой же версте он за что-то зацепился. Мы стали выбирать его из воды, подтягиваясь к «добыче». Завозни сошлись борт о борт. Нащупали баграми: что-то звякнуло.
— Якорь, будь он неладный, — сказал Заплатный и вытянул багор из воды.
Обследовали глубину. Оказалось — не меньше двух сажен. На урезе не вытащишь: порвется, как ниточка. Выходит, надо под якорь канат подводить.
— Эй, — скомандовал старший матрос. — Кто смелый, с чалкой вместо водолаза. По шесту, по шесту.
— Ты сам попробуй, — сказал Кондряков.
— Мне жизнь надоела, что ли? — нахально ответил Вахромей.
Пока шли препирательства, Андрей Заплатный разулся и разделся.
— Давай чалку, — глухо проговорил он.
На конце толстого каната Вахромей сделал петлю. Заплатный взял ее в зубы и по шесту спустился за борт. На поверхности воды запрыгали пузыри. Канат натянулся.
— Трави, сволота безголовая, трави, тебе говорят. Трави чалку! — покрикивал Вахромей.
Проходили томительные секунды. Андрей не показывался. Все беспокойно глядели в воду. «Что, если человек, — думал я, — запутается там на дне, у якоря?»
Вахромей стоял на четвереньках на корме завозни и усиленно глядел в мутную воду. Его пробирала судорожная дрожь. Он понимал, что в случае несчастья с Заплатным его самого заставят нырнуть на дно.
Михаил Егорович всей грудью налег на верхний конец крепкого шеста, ухватив его намертво крепкими руками. На кулаках вздулись синие жилы. Наконец, шест зашатался, и все мы облегченно вздохнули. Вахромей оторвался от борта и крикнул Кондрякову:
— Держи, черная морда!
В это время вынырнул Заплатный. Ему помогли забраться в завозню.
— Готово. Прямо за лапу зачалил, — объявил он и стал поспешно одеваться.
Вначале мы тянули якорь вручную. Когда же стало тяжело, обернули канат вокруг шпиля, вставили в гнездо березовый аншпуг, и пошла карусель.
Вот показалась первая ржавая лапа якоря, другая, третья. Подхватили мы якорь баграми и с трудом выворотили на завозню. Посыпались возгласы:
— Пятьдесят пудов дядя! Ноздреватый стал.
— А ты не шути! Может, с Петра Великого лежит.
С первой удачей поехали на карчеподъемницу. Старшина якорь на палубу не принял. Пришлось его выгружать на берег. Промаялись с ним до обеда, а потом снова поплыли с урезом. Попала карча — огромная, утонувшая в незапамятные времена береза. Вершину удалось поднять на урезе. Пробовали взять на шпиль — сил не хватило. У карчи оставили буек и возвратились на карчеподъемницу.
— Зачем обратно, Вахромей? — спросил Сорокин.
— Здоровенную карчу зацепили. Придется карчеподъемницу плавить.
— Плыть так плыть. Дело твое. Валяй… А я отдохну маленько с устаточку. — И старшина скрылся в каюте.
Мы подняли якорь и на шестах подошли к буйку. Вытянули вершину карчи наружу, прикрутили ее цепью к подъемному валу и стали накручивать.
На палубе появился старшина.
— Слава те господи, с легкой руки почин сделали. Будем, значит, робить на урок. Когда вытащим всю березу на палубу да выгрузим ее на бережок, тогда и шабаш…
По мере того как береза поднималась, мы пилили ее на чурки, а цепь перевязывали ниже по стволу, вытягивали дальше и снова пилили. Но чем ближе к комлю, тем толще ствол. Приблизительно со средины дерева стало зажимать пилу.
Пришлось пилить вчетвером.