Бурная ночь

– Вне всякого сомнения, я приняла бы его, если бы обладала здравым смыслом, но мне была невыносима мысль о том, чтобы отдать моего ребенка. – Она обхватила себя руками. Несмотря на тяжелый плащ, Порция чувствовала, что холод проник в нее до самых костей. – Я не могу рационально объяснить свои чувства, но в глубине души знаю, что отдала бы все и сделала что угодно, только чтобы держать младенца в своих объятиях.

– И Уокер женился на вас, чтобы вы могли сохранить свое дитя?

– Да.

Он легким движением коснулся ее плеча:

– Из вас вышла бы, прекрасная мать, Порция.

– Мне хотелось бы думать так, но этого не было суждено. Я была замужем всего несколько недель, когда…

Порция не смогла справиться с собой: ее голос дрогнул, а из глаз хлынули слезы.

Эта безмерная печаль, казалось, явилась неизвестно откуда, и, когда Фредерик заключил Порцию в объятия, она не смогла отказаться от утешения и позволила себе покоиться в его тепле и купаться в сочувствии.

Боже милостивый! Как давно она не позволяла себе поддаться искушению и дать кому-нибудь утешить себя.

Это было так давно, с тех самых пор она одна боролась с превратностями судьбы…

Фредерик на мгновение прикрыл глаза, крепче прижимая к себе дрожащую Порцию.

В это мгновение он даже пожалел, что вызвал ее на откровенность и пробудил столь болезненные воспоминания. Она достаточно страдала и без того, чтобы бередить прошлое и вспоминать прежние потери и предательство. Ее признания ничего не могли изменить в этом прошлом.

Но по мере того как поток слез Порции начал иссякать, он почувствовал острую радость от того, что она проявила к нему доверие. Наконец-то воздвигнутые ею бастионы пали, и она позволила ему заглянуть в свое сердце.

Что бы ни сулило будущее, Фредерик решил, что позаботится о том, чтобы она никогда не утратила веру в него.

– Ш-ш! Я здесь, дорогая, – зашептал он, и его губы легко коснулись ее виска.

– Не знаю, что со мной, – пробормотала она. – Я никогда не плачу.

Фредерик охотно поверил ей. Многие женщины используют слезы в качестве оружия, но Порция видела в них всего лишь проявление слабости.

– Почему вы держали в тайне появление ребенка? – спросил он, скорее удивленный, чем потрясенный.

Отстранившись, Порция вытерла щеки платком и громко высморкалась. Фредерик почувствовал, что сердце его тает от нежности при виде ее слипшихся мокрых ресниц и покрасневшего носа. Она казалась юной, уязвимой и восхитительно желанной.

– Я долго была больна, а когда наконец почувствовала себя настолько хорошо, чтобы встать с постели, то поняла, что никто из соседей не знал, что я ношу ребенка, – призналась она. – Только Томас и Куин.

– А они были слишком преданными людьми, чтобы сплетничать?

– Именно так. Томас решил, что лучше не упоминать о ребенке, и так наш брак был заключен поспешно, и это у многих вызвало удивление. – Она снова высморкалась, и взгляд ее обратился к деревянному кресту. – Он похоронил Розалинду здесь, чтобы я могла ее навещать.

Фредерик крепче обвил руками ее стройный стан, надеясь как-то облегчить снедавшую ее скорбь.

– И вы приходите сюда каждое утро?

– Почти каждое, – призналась она. – Здесь тихо и мирно, и я могу без помех приготовиться к хлопотному дню.

– И это все? – допытывался Фредерик.

– Что вы хотите сказать?

– Эта могила для вас вроде раки со святыми мощами, – тихо вымолвил он. – Как напоминание о том, что вы больше не та юная уязвимая девочка, какой были когда-то.

При этих его словах Порция замерла и попыталась вырваться из его объятий, чтобы с недоверием заглянуть ему в лицо.

– Мне достаточно посмотреться в зеркало, чтобы убедиться, что я больше не юная девушка, Фредерик, – ответила она, и он расслышал в ее голосе раздражение и намек на то, что она сказала все, что собиралась, и больше откровенничать с ним не намерена, да и сырое холодное утро к этому не располагало.

– Пошли. – Фредерик снова властно завладел ее рукой и повел к зданию гостиницы. – Здесь слишком холодно.

Они пошли обратно по узкой тропинке, тишину нарушал только свист ветра.

Фредерик старался держать Порцию крепко, но проникнуть в ее мрачные мысли не мог. Она поделится ими с ним, когда будет к этому готова, сурово одергивал он себя. А сегодня он и так долго ее расспрашивал.

Наконец Порция глубоко вздохнула, повернула голову и встретила его обеспокоенный взгляд.

– Кажется, вас не особенно возмутила моя исповедь.

При этих неожиданных словах он поднял брови:

– А вы думали, что я буду возмущен?

– Большинство джентльменов осудили бы меня.

– Я не принадлежу к большинству.

Ее губы дрогнули:

– Это верно.

– Кажется, вы забыли, Порция, что мать зачала меня без благословения церкви и без брачных обетов, – мягко напомнил он. – Но насколько мне стало известно, она была доброй и любящей женщиной, и я был бы счастлив назвать ее матерью. Вы такая же нежная и любящая, и Розалинда могла бы вами гордиться.

Она споткнулась. Дыхание со свистом вырвалось из ее груди, и Фредерику пришлось покрепче взять ее за руку, чтобы она не упала.

– О Боже! – выдохнула она. – Вы удивительный.