Бурная весна

- Ей и должны будут дать, должны, непременно! - поспешно и тараща глаза из прихотливых складок коричневых мешков, постарался поддержать его Капитанов.

Однако подполковница в бешмете презрительно фыркнула на мужа:

- Ме-даль! Поду-маешь!

Ливенцев увидел, что он дал промах: она, не желавшая наступать, считала несомненным, что ее объемистый бюст будет украшен белым крестом, а не какою-то тривиальной медалью. Но он промолчал, а батальонный совершенно излишне, теребя вышитую салфетку и глядя при этом куда-то под стол, бормотнул:

- Что ж, я ведь никакой глупости не говорю...

Очевидно, у него уже была неискоренимая привычка говорить так в присутствии жены.

- Неприятельские окопы далеко ли отсюда? - спросил Ливенцев, чтобы затушевать неловкость.

- От наших окопов только пятьсот шагов, - ответила на это подполковница вполне по-деловому, как на вполне деловой вопрос.

- Пять-сот ша-гов? - удивился Обидин и даже на Ливенцева посмотрел, не шутка ли это.

Ливенцев сказал спокойно:

- Расстояние приличное. Давно уж оно не нарушалось?

Вместо прямого ответа на вопрос, обращенный к лысому Капитанову, ответ получился косвенный от его супруги:

- В том-то и дело, что против нас сидят не такие уж отпетые дураки! Они нас не очень беспокоят, и мы их тоже.

- Значит, полная взаимность. Но перестрелка все-таки ежедневная? спросил Ливенцев теперь уже подполковницу, и та ответила, наливая ему новый стакан чаю:

- Разумеется, а как же иначе!

Тут же после чаю она распорядилась, чтобы денщик - по фамилии Коханчик, белобрысый, молодой еще малый торопливых движений, развел новых ротных командиров по их ротам.

- Как же все-таки без разрешения командира полка... - попробовал было заикнуться батальонный, но она так крикнула на него: "Не твое дело!", что он тут же умолк.

Зато чуть только из уютного блиндажа Ливенцев вышел в ночь и грязь, он сказал Обидину:

- Конечно, мы сейчас должны идти к командиру полка.

- Как сейчас? Ночью? - возразил Обидин.

- Ночью только и ходить в таких гиблых местах.

- А почему же не в свои роты?

- В какие "свои"? От кого вы их получили?

И Коханчику, который остановился в нескольких шагах от блиндажа, Ливенцев приказал:

- Веди-ка нас, братец, к командиру полка.

Однако он тут же увидел, что не на того напал. Коханчик, еле различимый в темноте, отозвался на это твердо:

- Велено развести господ офицеров по ротам: кого в девятую, так это сюдою иттить, а кого в двенадцатую - тудою.

И он махнул руками в одну сторону и в другую, находясь в понятном затруднении, с которой именно начать.

- Ни "тудою", ни "сюдою" нам не надо, братец, - досадливо сказал Ливенцев. - Веди в блиндаж командира полка, - вот тебе одно направление.

Но Коханчика переубедить оказалось трудно: прапорщики услышали из темноты:

- Цего я не можу, ваше благородие, бо я обязан сполнять приказание командира батальона.

Ливенцева не столько обидело это, сколько развеселило.

- А кто же у тебя командир батальона? - спросил он не без лукавства и услышал вполне обстоятельный ответ:

- Хотя же, конечно, считается так, что их высокоблагородие подполковник Капитанов, ну, однако, распоряжения идут от их высокоблагородия барыни.

Ливенцев рассмеялся и отпустил Коханчика.

Можно было вполне обойтись и без него: по ходам сообщения двигались в ту и в другую сторону солдаты, и всем им было известно, где находится штаб полка.

III

По дороге к блиндажу полкового командира Ливенцев узнал, что фамилия его Кюн.

- Как Кюн? Немец, значит?

Это было очень неприятно Ливенцеву, но спокойным голосом солдат-вожатый ответил:

- Точно так, похоже, что они из немцев.

- Может быть, латыш, а не немец, - вздумалось поправить этот ответ Обидину.

Ливенцев вздохнул и буркнул:

- Будем надеяться, что латыш.

Полковник Кюн был еще далеко не стар, - едва ли набралось бы ему пятьдесят лет; вид к концу дня имел не усталый, напротив - будто только что выспался; в светловолосом ежике на вытянутой голове седины совсем не было; человек рослый, молодцеватой выправки, он принял двух новых офицеров, явившихся в его полк, до такой степени наигранно любезно, что у Ливенцева в первую же минуту никаких сомнений не осталось - немец.

- А я вас поджидал, как же, - улыбаясь, радостно, как старший приятель, а совсем не новый начальник, говорил Кюн, когда оба они назвали свои фамилии. - Разумеется, бумаги о назначении приходят все-таки раньше, чем сами назначенные могут добраться, хе-хе! Транспорт, - вот где наша Ахиллесова пята!

- У нас много слабых мест и кроме транспорта, - попробовал вставить Ливенцев.

- О да, о да, разумеется, много! - весь сморщился и даже глаза закрыл Кюн, но ревниво за ним наблюдавший Ливенцев не нашел никакой горечи в этой мимике.

В петлице теплой тужурки Кюна небрежно торчал Владимир с мечами, - тот самый орден, о представлении к которому Ливенцева писали однажды приказ, но не послали.

- Ну что, как там в тылу, откуда вы приехали? - спросил Кюн с явным любопытством.

- В каком именно смысле, господин полковник? - не понял вопроса Ливенцев.