Бурное лето Пашки Рукавишникова

Лицо у неё было странное, она совсем не походила на тех красивеньких девчонок, что похожи на аккуратных розовых кукол. Курносая, рот до ушей, зубы редкие, а глаза расставлены так широко, что между ними вполне мог бы поместиться ещё один, брови выгоревшие, их почти не видно. И всё-таки это была замечательная девчонка. Пашке сейчас казалось, что она самая красивая, самая лучшая девчонка на свете.

Никогда он не дружил с ними, а с этой стал бы, потому что сразу было видно — Милаха человек верный. Пашка знал, чувствовал — с ней можно попасть в любую передрягу, она не струсит, не захнычет, скорей вцепится во врага своими тощими руками намертво. Вот о чём успел подумать Пашка, пока они стояли у двери амбара.

— Ладно, не злись, — проворчал Джамал, — спасибо тебе.

— Фи, больно надо! Думаешь, я ради вас? Фигушки! Мне просто самой интересно было, — Милаха насмешливо зыркнула своими глазищами.

— Ладно. Всё равно спасибо, — упрямо ответил Джамал и повернулся к ней спиной. Он обиделся.

— Милаха, ну, мы побежали. Номер батиной машины запомнила? — спросил Пашка.

— Запомнила.

— До свиданья. Мы будем ждать тебя. Мы будем ждать тебя очень крепко.

Милаха смутилась. Она постояла секунду, ковыряя носком сандалии пыльную землю, потом резко повернулась и убежала. И сразу исчезла в ночи, будто растворилась.

Мальчишки шли уже больше часа. Километра четыре отмахали они уже от Кайманачки, когда началась эта погоня.

Сперва они услыхали рокот моторов.

Где-то очень далеко шли машины, но в ночной, пустынной степи рокот был слышен отчётливо и резко.

Потом показался свет фар. Шесть жёлтых снопов света, дрожа, то упираясь в землю, то вскидываясь высоко в небо, приближались со стороны Кайманачки.

Сомнений больше не оставалось.

Это была погоня.

Машины стремительно приближались.

Пашка и Джамал растерянно заметались, но спрятаться здесь было негде — ни кустика, ни дерева — гладь.

Они легли на землю. Вжались в сухую ломкую траву.

Но тут Пашка вдруг не выдержал, вскочил и бросился бежать.

По лицу его полоснул яркий луч, и он понял заметили.

Рядом слышался глухой топот Джамала, он тяжело дышал и что-то яростно шептал по-казахски.

Пашка понимал, что убегать бессмысленно, на этой ровной, гладкой степи их всё равно поймают, но продолжал изо всех сил бежать.

Машины растянулись полукругом, далеко впереди себя высветили степь.

Они приближались грозно и неотвратимо.

Послышались требовательные резкие гудки.

Часто, отрывисто ревели клаксоны, будто приказывая стоять. Но мальчишки не желали сдаваться. Они бежали зигзагами, рыскали, как вспугнутые зайцы, удирающие от охотников.

А машины всё ревели, и окружали, и приближались. И Пашке с Джамалом стало страшно и захотелось спрятаться, стать маленькими, как суслики, забиться куда-нибудь, чтоб не слышать этих гудков, не видеть слепящего, режущего глаза света.

Они чувствовали себя беспомощными, слабыми и от чего-то виноватыми, будто действительно сделали что-то скверное и теперь приближается расплата.

Одна из машин обогнала их, развернулась и остановилась, преграждая путь. Сзади остановились ещё две. Скрипнули тормоза. Джамал и Пашка очутились посреди залитого резким светом клочка земли, задыхающиеся, испуганные, ослеплённые.

— Что вам от нас надо?! — крикнул звенящим от напряжения голосом Пашка, — мы ничего не сделали плохого!

И тут же его обхватили чьи-то мощные ручищи, подбросили вверх, поймали… и колючее, обросшее лицо отца прижалось к Пашкиной щеке.

Это было так неожиданно, так прекрасно, что Пашка только и смог пробормотать:

— Ты… ты… Как же это… Как ты узнал? Батя!

А отец хохотал и тискал его, и целовал, и вокруг смеялись какие-то огромные загорелые люди, и среди них Пашка с изумлением увидел Володьку и Милаху.

— Ага, преступники! В бега ударились, будет вам сейчас электрический стул, — хохотал Володька и подбрасывал вверх Джамала.

— Я вас второй день уже здесь поджидаю, паршивцев. Погодите, погодите, мы ещё потолкуем! Всю степь переполошили. Мне теперь Даша голову отвернёт! А эта красавица что учудила! — Он показал на Милаху. — Она же с самого начала всё знала! Я же в их доме остановился, ночевал там! А она целый спектакль устроила! Только сейчас смилостивилась, открыла тайну. У-у, чудище белобрысое.

— Я блондинка, — гордо заявила Милаха.

— Блондинка она! Вы только на неё поглядите, — гремел Володька, — прям-таки кинозвезда! Высечь бы тебя надобно вместе с этими путешественниками, хоть ты и блондинка.

Он ещё что-то кричал, делал понарошке страшные глаза. Все вокруг смеялись, что-то говорили.

Но Пашка ничего уже не слышал. Он изо всех сил обнял батину крепкую загорелую шею, уткнулся носом в его колючую щёку, вдыхая родной, знакомый запах, и затих.

И отец тоже молчал и только осторожно гладил его по спине широкой жёсткой ладонью.

— А мам где? — прошептал он.

— Здесь, здесь она, где же быть-то! Тебя ждёт! — ответил отец.

Вот так и кончились в это бурное лето приключения Пашки Рукавишникова.

Но если уж говорить по правде, ничего они не кончились.

Вернее, одни кончились, начались другие.

Пашка ещё поездил по степи с отцом.