Бурные страсти тихой Виктории

К тому же телефонный номер — на аппарате Петровских женский голос предварительно проговаривал его — оказался незнакомым. Вернее, походил на рабочий телефон Саньки, но кроме двух последних цифр. Может, Санька звонит из другого кабинета, наудачу? Явно это телефон его базы.

— Ты посмотри, дома! А я ведь позвонила просто так. Значит, судьба нам сегодня объясниться. Не пошла, выходит, на работу, отгул взяла? — развязно осведомился незнакомый женский голос.

— Взяла, — согласилась Вика. — Простите, не узнаю по голосу, а вы кто?

— Твоя молочная сестра, — гнусно хихикнула женщина.

— Елизавета, что ли?

Вике понадобилось известное напряжение воли, чтобы голос ее не срывался и не дрожал. Не от испуга. И даже не от возмущения. От какой-то странной холодной ярости.

— Значит, Саша тебе кое-что рассказал?

— Кое-что, — медленно произнесла Вика.

— И ты его, конечно, простила. Небось он разрисовал все такими красками. Мол, я его заманила на склад, бросилась на шею…

«Значит, вон как оно было, — поняла Вика. — Санька, конечно, не сразу сообразил, что в ловушку попал. Ему хоть и двадцать три года, а в жизни он — наивный чукотский мальчик. Небось подумал, что Лизавета хочет ему что-то важное рассказать… Это, конечно, не оправдание, но хотелось бы понять, как такое происходит.

Сначала, видимо, Лизавета его к себе приучила, так что стала почти своей. Он рассказывал ей про нас… Что-то же он рассказывал такое, что дало ей надежду? Она слушала и сочувствовала. Он решил, что обрел в лице этой женщины товарища, потому ее и не опасался…»

И она спросила машинально, на середине фразы перебив звонившую, потому что думала о своем:

— А зачем он вам?

— Зачем? — развеселились на другом конце провода. — Я из него человека сделаю. Для личного пользования… Тебе, лохушке, не понять, как нужно обращаться с мужчинами. Такие, как ты, и хорошее испортят, не то чтобы свое что-то сделать. Жалко, пропадет…

Эта Лизавета отчего-то была уверена в своем праве вот так взять и грубо вломиться в жизнь Вики, ничуть с ней не считаясь.

Вика не говорила ей плохих слов, не угрожала, не задавала дурацких вопросов. И потому Лизавета заранее отнесла соперницу к категории безобидных чудачек, которым обычно и достаются хорошие мужики, в то время как к берегу Лизаветы плывет всякая дрянь…

— А он знает, что вы мне звоните? — спросила Вика, не называя мужа.

— Нет, конечно, хотя я его предупреждала, чтобы не дергался… Странно, но он даже угрожал мне вчера. Думал, я испугаюсь. Не родился еще на свете мужик, которого я боюсь…

«Значит, Санька пытался вырваться, а ты, значит, мужиков не боишься, ты их шантажируешь, — подумала Вика, глядя на себя в зеркало. — А баб? Баб ты боишься?.. Ах да, я же лохушка. Неопасная, значит!»

Лизавета ей надоела. Вика даже не стала класть трубку, а на середине фразы просто выдернула телефонную вилку из гнезда.

Для нее в момент все стало ясно. Семья Петровских вовсе не разрушилась. На нее просто напала… серая гниль. Как на нестойкое, еще молодое растение. Парша. Грибок. Для чего теперь требовался соответствующий антибиотик. Лучше всего укол в голову. И самой толстой иглой.

Еще ничего конкретного не решив, Вика распахнула шифоньер и начала просматривать свои наряды.

Так, длинная бархатная юбка, шелковая блузка, босоножки на высоком каблуке…

Она торопясь стала натягивать юбку, но, краем глаза отметив лихорадочность своих приготовлений, остановилась. Минуточку, надо подумать, что она станет делать в таком прикиде. Хорошо выглядеть, вот что!

Она дернула вверх молнию — не тут-то было! Замок заклинило — ни туда ни сюда. В конце концов Виктория вырвала его с мясом, нанеся юбке существенный ущерб.

И в самом деле, с утра у нее ничего еще не случилось за исключением телефонного звонка. Она ничего не уронила, не разбила, разве могло так долго продолжаться?

Юбку она с себя сорвала и зашвырнула в угол, босоножки вместе с коробкой бросила в шкаф и полуодетая уселась в кресло. Тоже мне, воительница! Защитница семьи. Не с такими руками что-то защищать, когда они растут… не из того места, из которого нужно…

«Ну что, успокоилась? — немного погодя насмешливо спросил внутренний голос. — Может, все потому, что тебе вовсе не нужны бархат и высокие каблуки для того дела, которое ты собралась делать?!»

— А что, и в самом деле, бархатная юбка — не лучший наряд для выяснения отношений с гнусной бабой, — сказала Вика. Звук собственного голоса взбодрил ее.

Нет, сейчас не время сидеть и печалиться на тему: «Почему у меня все не как у людей?»

Раньше, в юности, еще когда Виктория Хмелькова училась в старших классах средней школы, ее никто не посмел бы назвать лохушкой, как эта выдра Елизавета, и уж кем она никогда не была, так это невезучей. Ну разве чуточку рассеянной, что обычно ей прощали.

В девятом классе Борька Чередниченко попробовал натереть ее снегом, так Вика сама его в сугроб закопала, потому что была физически развитой и драться умела.