Бурный финиш

Затем мы отправились на станцию, сели в поезд и, следуя принципу лгать не больше, чем того требует необходимость, отправились в Геную. Мы заказали себе по номеру в большом безликом отеле, полном занятых своими делами бизнесменов. Оказалось, что наши номера на одном этаже – через четыре двери.

Когда мы сели за столик уютного теплого ресторанчика, Габриэлла сказала:

– Все это очень грустно, Генри… Я про твоего отца.

– Да… – Ее искреннее сочувствие заставило меня ощутить себя обманщиком.

Я и раньше пытался прочувствовать утрату, но пришел к выводу, что наибольшие эмоции, связанные с отцом, – резкая неприязнь к его титулу. Я предпочитал, чтобы ко мне относились не как к лорду Грею, а как к самостоятельной личности. Но родственники и семейные адвокаты явно решили, что я, конечно же, успел перебеситься и теперь стану вести подобающий аристократу образ жизни. Его смерть, так сказать, предвещала мой крах.

– Я так обрадовалась твоему письму, – между тем говорила Габриэлла. – Я ведь страшно испугалась, когда ты не прилетел с лошадьми. Я решила, что ты передумал насчет меня.

– Разве Саймон ничего тебе не объяснил?

– Кто такой Саймон?

– Большой, полный, лысеющий человек. Он полетел вместо меня. Обещал все тебе передать и еще отдать флакон, – тут я улыбнулся, – флакон с пилюлями.

– Так они, значит, от тебя?

– Тебе передал их Саймон. Похоже, он просто ничего не смог тебе объяснить, потому что не говорил по-итальянски. Я забыл предупредить его, чтобы он говорил по-французски.

Но Габриэлла покачала головой и сказала:

– Флакон мне передал кто-то из летчиков. Сказал, что обнаружил его в туалете и решил передать мне – вдруг это я его оставила. Высокий человек в форме. Я его до этого уже встречала, но никакого полного лысого Саймона не было.

– Значит, Саймон и не пытался с тобой объясниться?

– Нет, – покачала головой Габриэлла. – Я видела много высоких, полных и лысых пассажиров, но они ко мне не подходили.

– Ну как же, такой добродушный человек с мягким взглядом, – подсказал я. – Он еще ходит в жутком старом зеленом вельветовом пиджаке, и в лацкан у него понатыканы булавки. У него привычка их всюду подбирать.

Но Габриэлла снова покачала головой:

– Такого не видела.

Саймон обещал передать флакон и мое послание Габриэлле, но не выполнил обещания и бесследно исчез. Мне не хотелось особенно приставать к Ярдману, чтобы выяснить, куда все-таки делся Саймон, – слишком активные поиски могли бы привести к обнаружению аферы с премией за импорт, а я смутно подозревал, что именно из-за этого Саймон и решил не возвращаться. Но даже если он принял такое решение под влиянием эмоций, он все равно выполнил бы данное мне обещание и увидел Габриэллу. Но может, искусственно оживленная дружба не простирается так далеко?

– Что с тобой? – тревожно спросила меня Габриэлла.

Я пояснил причину моих мрачных дум.

– Ты за него переживаешь?

– Он достаточно взрослый человек и сам понимает, что к чему, – отозвался я, но тут на меня холодным душем нахлынуло воспоминание о том, что и Питерс, и Баллард тоже не вернулись – именно из Милана.

– Завтра утром ты поедешь назад в Милан и отыщешь его, – сказала Габриэлла…

– Но я же не говорю по-итальянски.

– Тебе, разумеется, не обойтись без переводчика. А переводчиком у тебя буду я.

– Лучшего переводчика и быть не может, – весело рассмеялся я.

Беззаботно болтая, мы дошли до отеля.

– Ну как таблетки? – спросил я.

– Отлично. Я дала их жене булочника. Обычно она работает нормально, но стоит ей забеременеть, и ее начинает тошнить от одного вида теста. Булочник очень сердится, потому что ему приходится нанимать помощника. Он плохой католик, – рассмеялась Габриэлла. – Он выпекает для меня огромный кремовый торт, когда я приношу таблетки.

В отеле никто не проявлял к нам ни малейшего интереса. Я прошел прямо в халате к ее номеру и постучал. Она открыла мне тоже в халате и, впустив, заперла за мной дверь.

– Если бы моя сестра увидела нас, у нее сделался бы припадок.

– Если хочешь, я могу уйти.

– Неужели можешь? – спросила Габриэлла, обнимая меня.

– Мне это будет нелегко…

– Я не требую твоего ухода.

Я поцеловал ее и сказал:

– Боюсь, теперь это и вовсе невозможно.

– Я согласна, – сказала Габриэлла и радостно вздохнула. – Раз так, давай получать от общения удовольствие.

За этим дело не стало.

Утром мы поехали обратно в Милан. Мы сидели в вагоне и украдкой держались за руки, словно этот контакт мог удержать воспоминания ночи.

Я и не представлял, как приятно держать за руку девушку. Я словно включился в электрическую цепь – теплую, приятную и все же находящуюся под высоким напряжением.

Мы были вместе, и это радовало. В остальном нас ожидали разочарования. Мы так и не напали на след Саймона.

– Не мог же он раствориться, – сердито буркнул я, когда мы вышли на холод из очередной больницы.

И здесь нас тоже ожидала неудача, хотя местный персонал потратил немало времени, чтобы проверить, не поступал ли к ним кто-то соответствующий нашим описаниям за последние десять дней.