Если же он приемлет жизнь, которая, как ни старайся, неизбежно лишает его многого, что ему любо-дорого, значит он по-прежнему движим страстью. Но при всем том, что он поразительно степенный человек и старается удерживать ее в границах разумного, страсть бушует в нем по-прежнему.
Все та же страсть
Приступив к этой книге, я заготовила ряд вопросов, на мой взгляд, "коварных", поскольку их цель - получить от Бурвиля ответы, предоставляющие возможность для интересного толкования. С Бурвилем такой прием ничего не дал, или, скорее, мои вопросы лишь подтвердили тождество того, кого он играет, с тем, кто он сам.
Но в числе этих вопросов был такой: намерены ли вы, подобно многим актерам, уйти в отставку в какой-то момент вашей карьеры или, как Мольер, умереть на подмостках? Интересен не столько ответ, о котором я могла бы догадаться и сама, сколько удивление, отобразившееся на лице Бурвиля, -словно такого вопроса для него никогда не существовало. И теперь я думаю, до чего же он добрый человек, если не послал меня к чертям со словами: "Вы спрашиваете меня такие глупости, а еще вознамерились писать обо мне книгу!" Но он не только очень любезно мне ответил, но и попытался втолковать, что так вопрос вообще не стоит. Не помню слов, но сдержанным голосом, медленно, нерешительно - так, как говорят о вещах, дорогих сердцу, - он объяснил, что профессия актера отвечает всем чаяниям его жизни, что он просто не мыслит себе жить и не быть актером. И если ему не придется больше играть, это будет равносильно тому, что больного астмой лишить кислорода... И, разумеется, он надеется "умереть на подмостках", как Мольер. Это более, чем надежда, - это веление жизни.
Играть, играть всегда - в этом заключается для него безмерное счастье... Быть актером и все больше совершенствоваться в своем мастерстве. Тут не обходится без недоразумений с публикой. "Все-таки жаль, - сказал один из его поклонников, - что такой крупный актер порой выступает в посредственных вещах". Что правда, то правда. И мне кажется, тут требуются объяснения.
Когда в фильме (или пьесе) посредственного содержания публика видит актера, которого считает крупным, она находит простейшее объяснение - по ее мнению, актер пошел на уступку, прельстившись деньгами. Говорят: "Он играет в чем попало, без разбора". Подразумевая: ради денег. Как для кого, но для Бурвиля вопрос о деньгах никогда ничего не решает. Прежде всего следует подчеркнуть, что, читая сценарий, зачастую трудно угадать, каким получится фильм. Тут слишком много привходящих обстоятельств, слишком много людей участвует в этой "кухне". Когда-то Марсель Паньоль потребовал сжечь фильм, режиссером и продюсером которого был он сам. Он предпочел потерять огромные деньги, нежели выпустить на экраны халтуру, хотя, когда он согласился его снимать (и финансировать), надо полагать, сценарий казался многообещающим. Незачем говорить, что, как правило, продюсеры выпускают на экран все финансируемые ими фильмы, дабы вернуть вложенные капиталы, а если они не удались - тем хуже. Случается, уже на съемках все чувствуют, что фильм не удается. Однако в его производство втянуто столько людей, что приходится доводить дело до конца, на беду тех, кто за него в ответе, - режиссера, актеров.
Следовательно, из многообещающего сценария может получиться неудачный фильм, и, наоборот, тот, от которого чудес не ждали, вдруг загорается волшебным светом. Главное, надо понять, что актер рассматривает фильм или пьесу не так, как это делает публика или критика. Он прежде всего думает о своей роли, о том, что он может из нее сделать, как сможет проявить в ней свои способности. Несомненно, он обращает внимание на качество сценария, насколько его удается правильно оценить при чтении. Причем Бурвиль с его особым стилем исполнения никогда не согласился бы играть, например, в фильме Годара - режиссера чуждой ему школы, который адресуется к иному зрителю, нежели тот, кто составляет публику Бурвиля. Но главное не это. Фильм для Бурвиля - прежде всего роль и предоставляемая ею возможность проверить свои возможности, иными словами, сделать то, чего он еще не делал...
Например, мы говорим с ним о фильме "Веские доказательства", который я не принимаю, считая скверным: надуманные ситуации, отсутствие единства действия, просчеты в композиции и т. д. Бурвиль соглашается. Но я вижу - мы говорим о разных вещах. Ему важно, чтобы фильм отвечал каким-то требованиям его зрителя и позволял ему правдиво обрисовать - тут ничего не скажешь - проницательного, в известном смысле безупречного человека, который прячет свое великодушие, не выдавая его ни словом, ни жестом. Для Бурвиля этот фильм - победа, потому что ему удалась трудная роль или, по крайней мере, роль, предлагавшая ему такие трудности, с какими он еще не сталкивался.