Буржуазия и царизм в первой русской революции

Обращение начиналось критикой полицейских репрессий против освободительного движения. Дальше упоминалось о неудаче депутации б июня, причём в обращении тщательно отделялась личность царя от его советников, которые-де нарушают царскую волю. После экскурса в историю освободительного движения, которое изображалось в таком виде, что сперва демократические лозунги выдвинуты были якобы земцами, а затем эти лозунги стали повторять рабочие, крестьяне, учащаяся молодёжь и другие, обращение призывало народ работать вместе с земцами ради «общей цели» — «достижения истинного народного представительства». При этом в воззвании с особой силой подчёркивалось, что «путь, нами указываемый, — путь мирный. Он должен привести страну к новому порядку без великих потрясений и без тысяч напрасных жертв»³⁴.

Чтобы не оставалось и тени сомнений в том, что земские деятели по-прежнему стоят за мирные, легальные и открытые способы действий, съезд отверг подпольное печатание и распространение обращения и постановил напечатать его в газетах, а если это окажется невозможным, то разослать участникам съезда и в земские и городские управы.

По предложению Трепова царь назначил сенатора К. 3. Постовского для предварительного расследования деятельности съезда. На вопрос, поставленный Постовским, «не было ли допущено… противоречие между общим направлением съезда 6-го июля и чувствами депутации 6-го июня», кн. С. Н. Трубецкой отвечал: «Я не нахожу, чтобы деятельность съезда уклонилась от первоначального курса, чтобы земская организация себе изменила… Столь же резко, как прежде, проводилась грань между «бюрократией» и «престолом», между «приказным строем», ослабляющим престол, узурпирующим его права, нарушающим его высочайшую волю, и монархическим началом, между «советчиками» государя и его особою. Не менее решительно, чем прежде, проводилась основная тенденция — необходимость мирного, закономерного развития, мирного разрешения современного кризиса…»³⁵

В своём ответе Постовскому И. И. Петрункевич объяснял, почему съезд избрал средством для убеждения правительства в необходимости реформ обращение к народу, а не посылку новой петиции: «У меня не оставалось более сомнений, что наше совещание не может обращаться к правительству, что мы не обладаем достаточным в его глазах авторитетом, что мы должны рассчитывать только на нравственное воздействие на сознание населения и, рассказав ему всё, что нами сделано, просить у него доверия к нам, чтобы вместе работать для восстановления мирного течения жизни»³⁶.

Своим обращением к народу либералы стремились, во-первых, удержать массы в рамках мирной борьбы и, во-вторых, опираясь на народное доверие, поднять свой авторитет в глазах правительства и тем самым усилить свои позиции в выпрашивании политических уступок.

Вопреки демагогическому заявлению Петрункевича: «До сих пор мы надеялись на реформу сверху, отныне единственная наша надежда — народ» — либералы вовсе не отказались от идеи соглашения с царизмом. Это легко проверить на их отношении к проекту учреждения Государственной думы, составленному Булыгиным[16]. Участники июльского съезда не жалели красок, критикуя отрицательные черты этого проекта, ставившего Государственную думу в положение подготовительной комиссии при бюрократическом Государственном совете. В принятой по этому поводу резолюции говорилось, что проект Булыгина «не может внести успокоение в страну, предотвратить опасности, ей угрожающие, и вывести её из настоящего состояния анархии на путь правильного и мирного развития на основах твёрдого государственного правопорядка». Когда же перешли к обсуждению вопроса о том, идти или не идти в Государственную думу, то тут началось типичное для либералов виляние.

Бюро внесло проект резолюции, в котором утверждалось, что будущее представительное собрание может послужить «средоточием и точкой опоры для общественного движения», а потому признавалось желательным, чтобы земские и городские деятели вошли в Государственную думу в возможно большем числе и образовали там сплочённую группу³⁷.

«Левые» либералы опасались, что участие земских и городских деятелей в булыгинской думе, единодушно отвергнутой общественным мнением страны, окончательно похоронит популярность земской оппозиции в народе. «Как же участвовать в деле, которое мы так раскритиковали? — недоумевал Н. А. Шишков (Самарская губерния). — Ведь народ подумает, что мы солидарны с проектом». Н. В. Раевский (Курская губерния) высказал уверенность, что булыгинский проект «будет разрушен жизнью», а поэтому земцы ни в коем случае не должны вступать на этот «скользкий путь». Ещё более резко отозвался о проекте бюро А. М. Колюбакин (Новгородская губерния), заявив, что, «идя в непотребное учреждение, вы себя губите» ³⁸.

Противники бойкота думы всячески маскировали своё стремление к сделке с самодержавием левой фразой. «Встретимся с врагом в его стане и дадим ему сражение»³⁹,— говорил Н. Н. Щепкин.