Буржуазное достоинство: Почему экономика не может объяснить современный мир

Биолог-исследователь и профессор богословия Алистер Макграт отмечает, что последние работы по секвенированию генома показали, что простейшие формы жизни действительно обмениваются генами, а не просто передают их от материнской клетки к дочерней. Или, по словам Николаса Уэйда, "ор-ганизмы могут приобретать гены как путем заимствования, так и путем наследования; например, бак-терии". И, конечно, на другом конце сложности человекообразные существа в своих риторических культурах, таких как европейские культуры XVII века, передают ценности одновременно. "Если дарвинизм - это копирование инструкций, - пишет Макграт, - то ламаркизм - это копирование продукта. . . . Похоже, что Ламарк, а не Дарвин, предлагает более точное описание культурной эволюции". Или, как отметил Джоэл Мокир в комментарии к книге Кларка, "мы учимся не только у своих родителей... [но и] по горизонтали от других людей, от сверстников, от мастеров в отношениях подмастерья или слуги".6 В цитированном мною печатном договоре подмастерья мастер обязывался "обучать или обучать указанного подмастерья ремеслу и тайнам _______".

Иначе говоря, метафора древа жизни, которую Кларк неэффективно применяет к человеческой культуре, не совсем уместна. В таких случаях она должна уступить место сети жизни. Языки иногда похожи на это. Среди австралийских аборигенов смешение народов было таким, что "модель семейного дерева генетического родства кажется совершенно неуместной. . . . Диффузия из языка в язык была гораздо больше... чем это обычно бывает". На юге Африки древние щелкающие языки койсанов оказали влияние на бесщелкающие языки банту, распространявшиеся с северо-востока, до такой степени, что некоторые из них (например, кхоса Нельсона Манделы) переняли многие щелчки (например, в английском языке звук "tsk-tsk" - ругань вашей тети). Хорошие привычки, такие как поведение, приносящее богатство, распространялись в значительно расширившейся сети культуры после изобретения книгопечатания, протестантская реформация, падение тиранов с девятисотлетними именами. Как сказал недавно один биолог, изучая экспериментальный перенос 246 045 генов в кишечную палочку, "филогенез [примитивной, но чрезвычайно распространенной формы жизни], похоже, лучше представить в виде сети, чем дерева". Если это верно в отношении прокариот и эукариот, то тем более это верно в отношении парижан и бостонцев. Сами люди могли передвигаться, причем в XVIII и XIX веках это было гораздо проще. И, что еще важнее, они могли читать, причем неуклонно лучше (о молчаливом чтении часто говорят как о достижении современности, хотя недавно было высказано мнение, что оно было распространено среди немногих грамотных в древние времена). Газеты были изобретены в Европе и ее ответвлениях в конце XVII века. Старший брат Бена Франклина Джеймс в 1721 г. начал печатать в Бостоне дерзкую газету "New England Courant", которая одновременно стала раздражителем для британских губернаторов и пуританских аятолл, а также образцом для подражания не только для ближайших родственников печатника. Газеты стали обычным явлением. В реакционных странах после падения Наполеона чтение (послереволюционных) французских газет рассматривалось как свидетельство подрывного буржуазного либерализма.10 Так идеи буржуазного достоинства и свободы могли распространяться через французские и американские газеты, через голландские книги на десятках языков. Мемы все более свободно распространялись по семьям - и все больше и больше, вплоть до нашей всемирной эхо-камеры идей.

Но оставим в стороне реальные, эмпирические истории о том, как создаются ценности. Отсутствие у Кларка любопытства к точному содержанию буржуазных ценностей (ценностей, которыми мы с ним восхищаемся) оставляет ему механическую версию неодарвинизма для объяснения того, как передаются ценности. Предположим, что такая модель верна. Тогда ученый с количественным воображением Кларка, повторяю, нашел бы тривиальным вычислить механически, путем моделирования, что более высокие темпы размножения дадут в следующем поколении людей с буржуазным мышлением, но более низкого класса. Но он этого не сделал.

 

Основная проблема заключается в том, что Кларк хочет рассказать очень длинную историю, потому что в стиле теории роста в современной экономике у него есть амбиции по поводу ее эндогенности, то есть исторического материализма. Он хочет, чтобы буржуазные ценности и современный мир возникли с медленной скоростью из тысячелетней английской истории. Никаких dei ex machinis, под которыми он понимает краткосрочные и потому презренные события в сфере идей, такие как рождение английской политической свободы, протестантская реформация, научная революция, Просвещение или буржуазная ревальвация.