Буржуазное достоинство: Почему экономика не может объяснить современный мир

В 1830 г. Маколей спрашивал: "По какому принципу, когда мы не видим ничего, кроме улучшения, позади себя, мы должны ожидать ничего, кроме дете-ризации перед собой? "Действительно, по какому принципу? Книга Эрлиха, вышедшая в 1968 г., была продана с большим успехом, и в новом тысячелетии он продолжал отстаивать тезис о том, что "зеленая революция", снижение рождаемости, увеличение продолжительности жизни и такие триумфы экологического возрождения, как оживление озера Эри, запрет на использование каменного угля, загрязняющего города, или запрет на использование аэрозольных баллончиков, разрушающих озоновый слой, являются временными и должны когда-нибудь измениться, и что мы пережили свои лучшие времена и впереди нас ждет только ухудшение.

Однако, несмотря на грубые научные провалы, экологические левые победили в риторике. К настоящему времени, например, без доказательств и особых аргументов закрыта дискуссия о такой туманной и сомнительной с точки зрения этики идее, как "устойчивость" (которая подразумевает возложение бремени на нынешних бедных людей в помощь далекому будущему поколению, которое, скорее всего, будет намного богаче). Точно так же в 1950-е годы без доказательств и аргументов была закрыта дискуссия о такой туманной и сомнительной идее, как "прогрессивное налогообложение", или в 1910-е годы - о такой туманной и сомнительной идее, как "расовое вырождение".

 

Экономисты долгое время пытались предоставить аргументы и доказательства - до такой степени, что убежденные экологи с досады перестали их слушать, настолько болезненным был этот опыт, и перестали пытаться показать, что экономисты не правы с научной или этической точки зрения. Эллин Янг, экономист, вдохновивший новое поколение сторонников теории роста в конце XX века, написал в 1928 г. следующее (он умер преждевременно, и его влияние было весьма слабым до недавнего возрождения):

 

Никакой анализ сил, обеспечивающих экономическое равновесие, сил, которые, можно сказать, в каждый момент времени действуют по касательной, не поможет осветить это поле, поскольку для него характерны движения в сторону от равновесия, отход от прежних тенденций. Увеличение отдачи проявляется в издержках отдельных предприятий и в ценах, по которым они предлагают свою продукцию. . . . Силы противодействия, которые постоянно побеждают силы, обеспечивающие экономическое равновесие, более распространены и более глубоко укоренились в структуре современной экономической системы, чем мы обычно думаем.

 

Остается только согласиться и признать, что такие модели агломерации и масштабирования правдоподобны, во всяком случае, в той мере, в какой они компенсируют экономию от масштаба. Мои коллеги-экономисты (и особенно мои будущие аспиранты-экономисты) очень, очень умны. Их модели корректно опровергают, например, мальтузианскую идею экологов о том, что рост численности населения приводит к столь сильной убывающей отдаче от затрат труда, что люди в результате демографической бомбардировки вернутся к $3 в день. Напротив, говорят экономисты вслед за Эллином Янгом (и я с ними согласен: иначе я потеряю профсоюзный билет), природные ресурсы, на которых зацикливаются экологи, являются несущественными ограничениями в современном мире. Главный ресурс", по выражению Джулиана Саймона, - это умственные способности. Если мы достаточно умны, то можем производить дешевую пищу, а также хранить углерод в атмосфере. И поэтому, когда мир станет образованным и свободным, а популистская враждебность к буржуазным инновациям угаснет, успех породит еще больший успех. Возникает, по выражению экономистов, "эффект масштаба". Виртуозные спирали.

Таким образом, увеличение количества людей и их скопление в городах становится не плохим, а хорошим делом, если у людей есть не только крепкие спины и способность к воспроизводству. Голдстоун отмечает, что "к концу ХХ века каждые 20 лет [в течение одного поколения, т.е.] рождалось больше людей, чем все население Земли за 200 лет до этого". Но в условиях Эпохи инноваций это стало не плохо, а хорошо. В каждом поколении у нас больше шансов на появление Сократа, Ибн-Халдуна, адмирала Чжэн Хэ, Исаака Ньютона, Джеймса Уатта, чем во всех поколениях до 1800 года. Генетическое разнообразие Африки - все остальные произошли всего лишь от тысячи или около того африканцев, что объясняется "эффектом основателя", как популяционные генетики называют исчезновение линий возраста в небольших популяциях, - предполагает, что когда в ближайшие 150 лет или около того Африка достигнет европейского уровня жизни, она будет доминировать в мировой культуре, производя десять Моцартов и двадцать Эйнштейнов.

-