Буржуазное равенство: как идеи, а не капитал или институты, обогатили мир

Подобный эгалитарный принцип лежит в основе левого мышления с его излюбленной риторикой: поделиться, восстановить, застраховать, уравнять, сгладить, смягчить, компенсировать. Безусловно, это хорошие слова. Мы хотели бы слышать их в повседневной жизни маленькой семьи, маленького офиса или других мест любви и солидарности, где уже найдены средства прогресса. Правда, мы не хотели бы слышать плохие слова, ассоциирующиеся с солидарностью в традиционном обществе: родовые практики, такие как женское обрезание, подчинение старосте, убийство чести, семейное насилие, сексуальная доступность женщин для изнасилования: в 2013 году 62% опрошенных мужчин в Бугенвиле (Папуа - Новая Гвинея) "признались, что совершили изнасилование, причем более четверти из них - за последний год"."Не хотелось бы слышать и сравнительно плохие слова, которые на самом деле ассоциируются с чистыми социалистическими обществами и некоторыми тираническими капиталистическими: покорность партии, подавление мобильности, отсутствие открытий, убийство журналистов.

В любом случае, хорошая риторика солидарности отличается от риторики, характерной для рыночных отношений буржуазного общества, отмеченных такими словами, как благоразумие, попытка, сделка, обогащение, авантюра, стимул, выигрыш, проба сил, изобретательность, совершенствование, прогресс. Буржуазная эпоха, как я уже отмечал, эгалитаристская, восхищающаяся справедливостью равного достоинства и свободы простолюдинов. Если риторика солидарности с традицией, устремленной назад, или утопической солидарности с социализмом возобладает над риторикой благоразумия, устремленного вперед, буржуазный курс может быть остановлен. Папуасы Новой Гвинеи останутся гордыми традиционерами. Британские шахтеры останутся гордыми представителями рабочего класса и убедят правительство продолжать добывать уголь, который стоит дороже, чем его можно продать. В результате они и все остальное общество останутся бедными, и с каждой выплатой "жалких" денег или с каждой тонной нерентабельного угля народ как общество будет становиться все беднее. Если мы останемся на этапе "ранжирования равенства" Фиска, то никогда не перейдем к более позднему этапу "рыночного ценообразования" с его удивительной способностью давать, при отключении аристократической иерархии, экспертного центрального планирования и буржуазного монополизма, Великое Обогащение. Принуждение к равенству в первом акте экономической драмы останавливает рост производительности в третьем акте и возвышение бедных. Другими словами, laissez faire, laissez passer сопровождает буржуазную сделку.

В 2012 году американский посол в Международном союзе электросвязи ООН высказал мнение, что для Интернета и его участников лучше оставить торговлю в покое: "Естественный путь, по которому мы движемся, довольно хорош", - сказал он журналистам. "Значит ли это, что нет вещей, которые можно улучшить? Безусловно. . . . Но если выбирать из двух вариантов, ... давать предписания ... и оставлять все открытым, то лучше оставить все открытым"¹³ Так казалось с 1800 года до настоящего времени.

 

Часть 10. То есть риторика нас создала, но может с легкостью нас и не создать

 

Глава 62. После 1848 года клерикалы перешли на антисоветскую позицию

В начале 1990-х годов я стоял в книжном магазине в Эванстоне (штат Иллинойс), который очаровательно назывался "Большие надежды", и разговаривал с его владельцем Труманом Метцелем. Это был замечательный магазин, демонстрирующий, как мне казалось, буржуазную добродетель. Благодаря сочетанию благоразумия и мужества, называемому предприимчивостью, Метцель поддерживал в наличии малоизвестные книги университетских издательств. Например, мои. Это была политика, которая через десять лет, при новом владельце, привела к закрытию магазина под давлением больших магазинов и особенно Amazon (где все мои книги, дорогие друзья, стоят готовые к покупке). Если подумать, то, возможно, Метцель был не так уж и благоразумен.

В общем, я ему говорю: "Знаешь, с 1848 года есть только два известных европейских романа, в которых бизнесмены на работе изображены хоть сколько-нибудь сочувственно. Первый - это повесть Томаса Манна о северогерманской купеческой семье "Будденбруки" [1901]. А второй..." Тут я сделал паузу, вернее, заикание, которое люди иногда интерпретируют как паузу для эффекта. Другой покупатель, стоявший рядом, подхватил: "А вторая - это история любви между преподавателем университета и управляющим директором Дэвида Лоджа "Хорошая работа" [1988]".