на улице Серебряного Волка, и они туда переехали. Дедушка Тиверел держал всех домашних в строгости, не только внуков, но и папаню с маманей, но все же Тарик его не боялся и любил. Строг был дедушка, но справедлив, никогда не наказывал зря, не кричал, не ругался, а гнев его чаще всего выражался в том, что он хмурил кустистые брови, становился строже лицом — и это, честное слово, действовало на Тарика со старшим братом сильнее, чем ругань и порка. Да и никогда дедушка их не порол, и папане не позволял. Наказание заключалось в том, что Тарика или брата (порой обоих вместе) сажали на крышку колодца и оставляли сидеть на разное время, в зависимости от тяжести проступка (отчего иные Малыши, которых
—О
дома не только шлепали, а иногда и крепко драли ремнем, Тарику открыто завидовали). Умер дедушка Тиверел четыре года назад, а через год следом пошла по последней дороге и бабушка Сейда. Тарик искренне горевал...
Конечно, все детские воспоминания еще следовало прилежно, кропотливо перебрать, как Замарашка из сказки перебирала у злой мачехи зерно от семян сорняков. Но если навскидку — Тарик не мог припомнить за дедушкой Тиверелом ровным счетом ничего необычного, а ведь память Малышей цепкая, в ней такие вещи непременно задержались бы, как золотинки в лотке промывальщика, о котором так красочно повествовала голая книжка «Шесть золотых ручьев»...
Прямо узнать у мамани? Пожалуй, не хватит духу: ни маманя, ни папаня никогда о таком не упоминали. Осторожненько порасспросить дядюшку Бейнара и тетушку Ойли, в очередной раз придя к ним в гости? Дядюшка Бейнар, старший брат мамани, немногословный, он лишь о любимой забаве, петушиных боях, может говорить часами, — а вот тетушка Ойли болтушка, между нами говоря, страшная, о чем угодно будет трещать! Вот ее можно попробовать осторожненько навести на нужное...
И вдобавок еще свалившееся вскоре после первого цветка бара- лейника умение, которое можно назвать «прозрачные стены». Сначала оно испугало Тарика до дрожи в коленках, но потом он притерпелся, хоть пускал в ход не так уж и часто. Тут уж полный туман — в сказках о таком очень редко, да упоминается, но Чампи, как показали осторожные, но обстоятельные расспросы, лишь пожимал плечами: его любимые и почитаемые ученые книжники ничегошеньки об этом не написали.
Тарик вот уже полгода вынужден был с этим жить, скрывая ото всех, как иные скрывают дурную хворь. Правда, в отличие от дурной хвори, тайное не доставляло ни малейшего вреда, даже и мелкого неудобства... но от этого, право слово, не легче. Тяжеленько сознавать, что потаенно носишь в себе такое. Вот и сегодняшний разговор с рыбарем многое прояснил, но душу ничуть не облегчил.
К отцу Михалику он пойти с этим не мог, останавливало что-то, и оно же не давало быть откровенным в своей ватажке и уж тем более с папаней и маманей. Оставалось плыть по течению...
Справа осталась таверна дядюшки Ягоша, в шесть высоких больших окон по фасаду, с затейливым флюгером, изображавшим веселого пузатого мастера с большущей кружкой пенящегося пива, с зеленым фонарем, в светлое время, конечно же, не горевшим согласно регламенту.
Вывеска, совсем недавно подготовленная отцом Чампи, гласила красными буквами по зеленому: «УЮТНЫЙ ВЕЧЕР». Таверна была «огненная», «кухонная», и потому здесь просиживали вечера все взрослые с улицы Серебряного Волка — но еще и оттого, что заведение весьма политесное: здесь не случалось драк, не подливали воду в пиво и прочие напитки, веселых девок не допускали. Не зря сюда ходили и обитатели прилегающих улиц, те, что хотели провести вечер и в самом деле уютно. Хорек таверну форменным образом ненавидел. В отличие от многих тавернеро77
, дядюшка Ягош ни малейших нарушений и прегрешений не допускал, а значит, не обязан был платить потаенную мзду Стражникам, и Хорек на нем никак не мог заработать неправедно...В доме под нумером тридцать девять, куда переехал новый человек, никого во дворе не было, и Тарик прошел мимо. Из калитки Байли-Циркача выскочил запыхавшийся Дальперик. Увидев Тарика, вприпрыжку подбежал к нему и прилежно доложил:
— Всех обежал, все будут!
— Молодец, — похвалил Тарик, дав легонький, чисто символический подзатыльник, и пошел дальше.
У коновязи лавки «Зеленый горошек» смирнехонько стоял тот самый великолепный конь щедрого дворянина. Проходя мимо, Тарик увидел, как тот вовсю любезничает с Марлинеттой, а она играет глазками и ослепительно улыбается. Ясно было, что нынче же вечером Марлинетту будет ждать на Аксамитной карета без гербов, и она снова пропадет на недельку, а то и подольше. Проходя мимо, Тарик в очередной раз задал себе вопрос: будь у него полный карман дворянского золота, поступил бы он также, как посещавшие зеленную лавку отнюдь не из-за морквы благородные? И в глубине души знал ответ: поступил бы именно так. Как-то не походила Марлинетта на обычных веселых девок и уж тем более на гулящих...