Бушков_А_Тени_в_темных_углах_Гроза_над_крышами_Фантастические_миры2

Вот и кончились не совсем привычные, но самые обыкновенные (если не считать разговора о цветке баралейника и самого цветка над крышей дядюшки Ратима) сегодняшние странствия, принесшие больше радости, чем мимолетных огорчений. Свернув направо, Тарик вышел на знакомое с детства Кольцо⁷⁸ — еще один предмет легонькой гордости. В редколесье уходила широкая утоптанная тропинка, упиравшаяся в речной берег, а слева, на вершине высокого и длинного холма, виднелась зубчатая серая полоска: легендарная, овеянная издавна завлекательными и жуткими россказнями Серая Крепость, насчет которой сегодня на ватажке предстоит решить окончательно. Разговоры о походе туда велись у них давно, но до дела все как-то не доходило — а ведь пора решаться, иначе не занять самое почетное положение среди всех трех ватажек улицы Серебряного Волка. Они будут первыми! Положа руку на сердце, все страшные россказни, которые сотню лет кружат вокруг Серой Крепости, страшными байками и остаются...

Нежданка! Интересная нежданка, что тут говорить... На лавочке возле забора домика, еще недавно принадлежавшего хорошему человеку и всеобщему любимцу детворы дядюшке Пайолю, сидела женщина в темном платье и обычном старушечьем чепце, черном, с вышивкой из синих цветков рандоля вокруг головы — рандоль был символом почтенных лет, а потому многие пожилые надевали его как можно позже, чтобы долго не зачисляться в старушки: не хотели с такими годочками смириться...

Вот это уже было не просто интересно — вплотную затрагивало ватажку Тарика, которой при появлении новых жильцов предстояло, очень возможно, потерять привычное обиталище. И не им одним неизвестно, что решат насчет старой мельницы новые владельцы. Если запретят туда ходить — будут в своем праве: мельница больше двадцати лет как заброшена, но вместе с клочком земли остается регламентной собственностью, принадлежащей домовладению. Из чистой вредности характера не разрешат туда ходить — и ничего не попишешь, иначе Хорек как пить дать прицепится и будет прав. Был похожий случай на Аксамитной...

А потому Тарик смотрел на новую соседку во все глаза, пытаясь заранее угадать, чего от нее можно ждать и не будет ли стеснений. И ничего так и не заключил. Старушка безмятежно вязала чулок, всецело поглощенная этим, ловко орудуя длинными блестящими спицами. По морщинистому румяному лицу ничего нельзя предсказать заранее: ни особенного добродушия, ни особенной сварливости на нем нс усматривается, лицо как лицо, нельзя судить о человеке по физиономии, тем более если видишь его впервые в жизни, ни словцом еще не перемолвился...

И он, прикинув в уме кое-что, остановился перед старушкой, снял школярский берет с кокардой Школариума и самым поли-тесным тоном спросил:

— Изволили на нашу улицу переехать?

Старушка, глядя на него безо всякой досады, положила вязанье на колени и вполне дружелюбно ответила:

— Ага, утречком перевезли вещи. Ты из этих мест будешь?

Ободренный таким началом, Тарик сказал:

— Не просто из этих мест, а ваш сосед слева, — и показал на свой дом не без гордости. — Получается, соседями будем.

— Надо ж, как удачно складывается! — живо воскликнула старушка. — А я вот давно, с утреца, думаю, что за соседи достались и как с ними знакомство свести — не пойдешь же по дворам знакомиться: мол, здрасьте, я бабушка Тамаж, прошу любить и жаловать, теперича буду по соседству проживать... Насквозь неполитесно будет. А вот ежели сам сосед подойдет и разговор завяжет, получается очень даже политесно. Ты, я так понимаю, из Школяров будешь? Вон сколько у тебя совушек, и все золотенькие, не какие-нибудь там...

Я хотя и Темная, так уж Создатель постановил, а старик мой был из Светлых, и дети в Школариум ходили, так что понимаю насчет совушек... — Она показала на скамейку: — Садись, соседушка, поболтай со старухой, ежели не торопишься по своим делам, — а то вы, молодые, на ногу прыткие, так и бегаете сломя голову...

Ну, коли уж последовало политесное приглашение... Даже если бы Тарик куда-нибудь и торопился — присел бы. А уж сейчас, когда нет никаких серьезных дел и он озабочен грядущим старой мельницы...

Он присел на скамейку, и завязался разговор. Нельзя сказать, что бабушка Тамаж (он и свое имя тут же назвал) оказалась записной болтушкой, чем иные старушки грешат, но была она весьма даже словоохотлива и явно стремилась освоиться на незнакомой улице побыстрее, как многие хотели бы на ее месте. Как и следовало ожидать, она больше расспрашивала об улице: что за люди здесь обитают, спокойно ли, особенно здесь, на Кольце (где она оказалась впервые в жизни), чем занимается отец Тарика (или мать?) и тому подобное. Тарик отвечал охотно и обстоятельно, стараясь сразу расположить старушку к себе, рассказал и о старшем брате в солдатах, и о том, что у них есть кабальница, — и постарался, учитывая дальнейшее, чтобы о мальчишках с их улицы у нее сложилось самое хорошее мнение: а как же иначе, если теперь бабушка Тамаж — полная хозяйка старой мельницы?