Забыв бедняг бредущих по пескам.
Спусти, о господи, ладью скорее, —
Вода несчастным достигает шеи!
Постойте вы, что юны и крепки,
Ведь в караване есть и старики!
Богач беспечно дремлет в паланкине;
Не спит погонщик в сумрачной пустыне.
Песок зыбучий, камни, спуск, подъем —
Их знает тот, кто изнурен путем.
Большой верблюд тебя везет, качает,
А пеший, в муках, кровь свою глотает.
Ты, сытый, со спокойным сердцем спи,
Забыв голодных, гибнущих в степи!
* * *
Был пойман некий вор, за локти скручен
И в яме ждал суда — избит, измучен.
И вот глубокой ночью слышит он:
«Я голоден!» — и чей-то вздох и стон.
И крикнул вор: «Ты что меня тревожишь?
Ужель ты сам себе помочь не можешь?
Зачем ты бога не благодаришь,
Что ты не связан, в яме не сидишь?
Не прогневи судьбу! — ведь ты — свободный,
Моя же участь вовсе безысходна».
* * *
Дирхем однажды голый раздобыл
И шкуру недубленную купил.
Надел и возроптал: «О злая участь!
Ведь в этой шкуре я в жару измучусь!»
А мимо стража волокла в тюрьму
Колодника; и тот сказал ему:
«Благодари творца, о бестолковый,
Что шкура на тебе, а не оковы».
* * *
С святым дервишем некто повстречался.
Дервиш ему евреем показался.
По шее он отшельника хватил,
А тот ему рубаху подарил.
И устыдился человек прохожий,
Взмолился он: «Прости мне, старец божий!
Как за ошибку я себя корю...
Чем я тебя за дар твой отдарю?»
«За что дарить? — дервиш промолвил слово, —
Ведь я не сделал ничего плохого!»
Злодея — пусть в одежде золотой —
Достойней нищий с доброю душой.
Пред небом праведный разбойник выше
Обманщика в обличий дервиша.
* * *
Взывал в пустыне сбившийся в пути:
«Погибну я, дороги не найти!»
А спутник молвил: «Потерпи немного.
Крепись, благодари за милость бога!
Пусть ты не на осле, — пешком пошел,
Но ты ведь человек, а не осел!»
* * *
Увидя пьяного, что в грязь свалился,
Факих самим собою возгордился.
Прошел он с поднятою головой,
А пьяный крикнул вслед: «Эй, муж святой!
Пусть ты осыпан божьей благостыней,
Не чванься! Все несчастья — от гордыни.
Не презирай колодника! Гляди:
В колодки завтра сам не попади!
Не зарекайся, спесью обуянный,
Что завтра сам не свалишься ты пьяный!
В мечеть ты ходишь? — Не кори людей,
Что в синагоге молятся своей.
Хвали творца, что от позора спас он,
И что ты не опоясан».
Кто ищет Истину, не сам идет,
Его веленье высшее влечет.
Но кто тебя ведет — всмотрись толково,
Бывает, что и враг ведет слепого.
* * *
От множества недугов лечит мед,
Но даже мед от смерти не спасет.
И травами лечась, достигнешь цели,
Но если жизнь еще не гаснет в теле.
Мед, как бальзам — здоровья верный друг
Но он не исцелит от смертных мук.
Тем, для кого ударил час ухода,
Нет пользы от целебных трав и меда.
Кто ранен так, что должен умереть,
Его сандалом незачем тереть.
Жизнь — высший дар творца — сберечь старайся,
С грозящею судьбой не состязайся.
Пока приемлешь пищу и питье,
Свежо и крепко естество твое.
Но если тело пищу не приемлет,
Дух разрушенья твой чертог объемлет.
Из четырех стихий твой создан строй —
Из жаркой, хладной, влажной и сухой.
Когда одна из них возобладает,
Она весы здоровья разрушает.
Когда дыханье мук не облегчит,
Основу тела жар нутра спалит.
Желудка ли котел не варит пищу —
И в том беда телесному жилищу.
Ты от стихий свободен стань душой!
Они всегда не ладят меж собой.
Ведь не еда — источник силы многой, —
Души и тела мощь — всегда от бога.
Ты мощен, думой о войне объят, —
Но не войной творца благодарят.
Когда, земли касаясь в поклоненье,
Ты молишься — молись в самозабвенье.
Будь в службе честен пред творцом твоим,
Не расточай дарованное им.
В презренье к злату, в самоуглубленье,
В добре, в смиренье — верный путь служенья.
* * *
Живым сердцам присуще чувство бога,
Чтоб мы склонялись у его порога.
И все добро, что нами свершено,
Великим и предвечным внушено.
Дано нам чудо языка живого —
Непостижимый дар живого слова.
Кто нам врата познания — глаза —
Отверз, чтоб видеть мир и небеса?
Коль Друг твой этих врат не отворил бы,
Подъем от спуска ты не отличил бы.
Рука тебе для щедрости дана,
А в череп мысль о боге внедрена.
Рассудку не понять души творенья,
Ни чувство щедрости, ни поклоненья.
Глагол и орган слуха хороши, —
Они — ключи от сундука души.
И как бы тайну сердца мы открыли,
Когда б уста у нас не говорили?
И если б слуха не было в ушах,
Как внял бы вести разум-падишах?
Мне речь дана для сладостного чтенья,
А слух — для восприятья откровенья.
И речь и слух — рабы у врат царя —
Вседневно служат, ревностью горя.
«Я щедр!» — ты говоришь, а сам задарен
Всезрящим — и ему не благодарен.
Вот так цветы в подарок садовод
Царю из сада царского несет.
* * *
Кумир я видел в капище
В одежде драгоценной и богатой.
Был из слоновой кости изваян
Прекрасный ликом этот истукан.
Шли тысячи людей на поклоненье
Кумиру — без души и без движенья.
Главу надменно идол воздымал
И пламенным моленьям не внимал.
Мольбы звучали, и пылали свечи
Пред изваянием, лишенным речи.
И я не мог понять людей живых,
Молящихся созданью рук своих.
И у жреца, с которым подружился,
Об этой тайне я спросить решился:
«О мудрый! — обратился я к нему, —
Что здесь у вас творится, не пойму?
Все эти перед статуей моленья —
Не величайшее ли заблужденье?
Ведь силы не дано его рукам,