Бусый Волк. Берестяная книга

«Сюда и вправду бы взрослых. Достало бы одного Итерскела. Он бы одной рукой…»

— Дёр-р-рни!

Ещё на полпальца. На ноготок.

«А что, если старшие нас за Осину совсем даже не похвалят? Чего ради, скажут, вмешались, порушили вековой лад? При пращурах так стояло, и не нам всё менять. Не буди лихо, пока оно тихо…»

— Дёр-р-рни!..

Казалось, Волчатам оставалось одно решительное усилие, и придётся оскакивать от рушащейся Осины. Мальчишки дружно налегли на верёвки…

И ничего не произошло. Согласному усилию Волчат не хватило крохотной толики, может быть порождённой малодушным сомнением Бусого. Осина остановилась на самом краю Гром-Скалы. Упёрлась — и дальше ни в какую. Мальчишки дёргали и налегали на верёвки, подсовывали палки под чёрные, извитые щупальца корней…

Больше ничего так и не получилось.

— А ну её, — плюнул наконец Зорегляд. — Пошли, куда собирались. На обратном пути ещё, может, попробуем.

Уходя по тропе, Бусый оглянулся, и сердце тоскливо заныло. Ему показалось, будто он изготовился бросить в беде родича, друга. Которого Осина, пусть и надломленная, опалённая, продолжала безжалостно душить. Каменное дерево держало в оковах кого-то, рвавшегося из камня к Свободе…

Внутреннее зрение рисовало Бусому то ли пса, то ли волка, то ли симурана… со спутанными крыльями…

Он даже встряхнулся, протёр глаза и моргнул. Нет, конечно, приблазнилось. Не было вековой борьбы, не было Оков и Свободы.

Лишь выпирающий из земли гранитный утёс и огромное мёртвое дерево у него на краю…

БУЧИЛО

К Бучилу Волчата вывели Ульгеша с Бусым уже после того, как изрядно набродились по мшарам,[15] перед самым закатом. С ног до головы изгвазданные жирной болотной грязью, насквозь промокшие, но весёлые и довольные.

С виду Бучило было просто ещё одним окном торфяной чёрной воды среди сочной, неправдоподобно яркой травы. Скоро зелёный ковёр украсит пушистый кукушкин лён и многоцветный яртышник. Не знаючи болот, поди догадайся, что трава и манящие цветы скрывают западню. Здесь очень тонкий трясун,[16] а под ним прорва, и выбраться из неё невозможно. Вязкая жижа не даст плыть, а схватиться здесь не за что…

Для веннских детей избегать подобных ловушек было так же привычно, как остерегаться совать руки в огонь.

Разумные Волчата и вовсе не пошли бы к Бучилу, не будь оно особенным.

Бусый обратил внимание, что путь к островку, у которого находилось водяное окно, отмечали очень старые вешки. А самого окна достигали плавучие мостки, вернее, гать, связанная из хвороста и жердей. Тоже старая, но со следами постоянного подновления.

Вот Зорегляд, осторожно встав коленями на дальний край гати, наклонился вперёд и всмотрелся в чёрную глубину… Смотрел недолго, почти сразу выпрямился, нашёл взглядом Солнце, готовое опуститься за окоём.

— Рано ещё, — сказал он. — Ничего не видать. Обождать надо чуток, тогда и появится.

Чего надо ждать, что должно появиться в гиблой мочажине, Бусый с Ульгешем от Волчат так и не дознались. Им поведали лишь о том, что увидеть ЭТО можно было лишь перед самым закатом. Днём Бучило ничего необычного не являло.

— А ночью? — спросил любопытный Ульгеш.

Волчата внятно не ответили. Трусов тут не было, но заглядывать в Бучило после наступления темноты…

На такое не отваживался даже Иклун.

Ульгеш посмотрел, как просели в жижу мостки под коленями внука большухи, поразмыслил и повесил на островное деревце свою сумку с лежавшей там, как всегда, книгой. Всё лишний вес. Да и намочить недолго…

Солнце коснулось окоёма.

Волчата в очередь проползали по зыбучим мосткам, склонялись над водой, выпрямлялись, досадливо качали головами. Бучило показывало свои чудеса не всякий раз и не каждому. Сегодня везения не было ещё никому.

Бусый ждал, пока настанет его черёд. Душу распирало жгучее любопытство, почему-то смешанное со страхом. Странно, в свой камень он ведь никогда не боялся заглядывать… Что такого могло показать ему Бучило, что он не хотел или боялся увидеть?

«Может, смерть отца? Или мамы? Или как меня самого выносили из каменных коридоров, чтобы выкинуть на мороз?..»

— Иди, Бусый, — сказал ему Зорегляд.

«Что там? Грядущее горе? И я увижу, как кто-нибудь надругается над Таемлу? Убьёт дедушку Соболя?..»

— Ну? — спросил Зорегляд. — Идёшь смотреть? Или слабо?

Бусый нахмурился и пошёл, продираясь сквозь собственный страх, как сквозь липкий кисель, опутавший ноги. Вот они, мостки, на которые ему до смерти не хотелось ступать, но иначе было нельзя, засмеют. Он согнул деревянные коленки и пополз вперёд по пружинящим охапкам ветвей.

Бучило не казалось ему ни добрым, ни злым. Здесь не было нитей, просто дыра в холодную пустоту. Один, без родичей, Бусый нипочём бы не отважился приблизиться к мёртвой, действительно мёртвой, он безошибочно ощущал это, бездне. Однако отступать было некуда, Бусый достиг края и, стиснув зубы, посмотрел своему страху в глаза.

Сперва он увидел только рябь на поверхности воды и отблески заходящего солнца. Немного успокоившись, Бусый склонился ниже и заставил себя всмотреться в самую глубину.

В черноте было пусто. Потом там наметилось движение.