Бутафория (СИ)

На костяшках правой руки выступает кровь. Боль даёт о себе знать не сразу. Проходит буквально полминуты, и рука начинает гореть огнём. Кровь капает на белую плитку, ноги трясутся. Я нахожусь в шоковом состоянии, а Вильям продолжает ломиться ко мне в уборную. Нужно как-то… что-то… сделать, сказать. Что угодно, чтобы Магнуссон перестал колотить в дверь и орать, как потерпевший.

— Хватит стучать, извращенец. Я просто подскользнулась.

— Я слышал звук разбитого стекла. Что случилось? — по голосу я понимаю, что Вильям нервничает. Ну, мягко сказано. Переживает. Нет, тоже мягко сказано. Он в таком же шоке, как и я.

— Иди спать, все нормально. Я просто уронила… стакан с водой, — уверяю я, трясущимися ногами пытаясь вытереть кровь. Но она размазывается, и я делаю только хуже.

— Пришла в туалет, чтобы воды попить?

— Вильям, всё нормально, правда, — ладонь прислоняется к двери, я очень надеюсь, что он поверит. Только одна проблема — разбитое зеркало никакими словами и утешениями не исправишь. Да и осколки в раковине, их следует убрать. Кровь вытереть — не проблема. Но всё остальное… Да и раны на правой руке, их следует обработать.

— Ладно, сделаю вид, что поверил, — Вильям отходит от двери, и, судя по удаляющимся шагам, направляется в свою комнату. Далее я слышу, как закрывается дверь. Он ушёл. Теперь я могу здесь спокойно прибраться. Чёрт возьми, зеркало.

Внимательно я осматриваю середину, куда ещё минуту назад так смачно припечаталась кулаком. От этой ужасной вмятины, словно паутинка, в разные стороны бегут трещины. Зеркало ничем не исправишь. Нужно придумать, как всё это объяснить Вильяму.

— Полная задница, — выдыхаю я, — просто. Блядь.

Словами не описать, как же мне сейчас страшно. Я даже перестаю чувствовать ноющую боль в костяшках. Кровь продолжает капать вниз, я не обращаю внимание. Нужно придумать, что сказать Вильяму. Что я ему, чёрт возьми, скажу? Чистила зубы, и решила продырявить зеркало зубной щёткой? Не поверит.

Ударилась об зеркало головой? Решила помолиться и случайно впечаталась лбом в зеркало?

Да, только молитва мне уже сейчас не поможет, как ни шути. Дело серьёзное. Может, сказать правду? И почему этот вариант стоит последним в моём списке объяснений?

Нахожу в шкафчике бинт и перекись, кое-как забинтовываю руку. Теперь мы с матерью похожи. У неё такие же порезы, только на ладони. Это единственное, чем мы с ней схожи. Интересно, как у неё дела? Нет, сейчас не время думать о матери. Мне следует вытереть капли крови с кафеля. Чёрт, ещё и на ногу немного попало. С горем пополам я делаю все свои дела и заранее помолившись, дёргаю дверь на себя.

Моё лицо врезается в широкую грудь Вильяма. От него пахнет мужским одеколоном. Такой приятный запах, с лёгкими нотками мускуса, жасмина и ванили. Кажется, я слышу запах рома. Может, показалось.

— Думала, я так просто уйду? Я слышал… — он замечает бледность моего лица, затем разбитое зеркало (осколки я заранее завернула в полотенце, а полотенце засунула в шкафчик над ванной — гениально), — что случилось? — взгляд парня падает на перебинтованную руку.

— Вильям, пожалуйста, — умоляю я, — поговорим об этом завтра? Я не смогу объяснить. Хотя, завтра тоже не смогу.

— Пойдём, — парень без лишних вопросов хватает меня за здоровую руку и тащит вниз по лестнице. Мы идём, держась за руки. Как глупо. Я чувствую себя полной дурой. По пути на кухню от щёлкает включатель и рывком усаживает меня на стул. Мне уже не страшно, зато рука, как ненормальная, начала болеть ещё сильнее.

— Внутри могли остаться осколки, — объясняет Вильям. — Нужно проверить.

— НЕТ! — я резко вскрикиваю, от чего Магнуссон подпрыгивает на месте.

— Я сказал, нужно проверить, — настойчиво говорит он.

— Всё нормально. Правда, — молю я. — Не нужно, я уже забинтовала.

— Я забинтую заново.

— Вильям, — я подрываюсь с места и понимаю, что мои ноги снова трясутся. Уже от стыда.

— Сядь и заткнись! — гаркает он, и я тут же падаю обратно на стул. Парня хватает ровно на два раза. На третий он начинает выходить из себя. Понимаю, нервы ведь не железные. Вильям тем временем достаёт пинцет, спирт и вату. Быстрым движением он разворачивается на пятках и садится прямо напротив меня.

— Клади руку на стол. Быстро, — рычит Вильям. Проще послушаться, нежели спорить. Осторожно он разбинтовывает мою кисть. Я с шипением прикусываю нижнюю губу. Мельком глянув на это месиво, замечаю, что раны всё ещё кровоточат.

— Чёрт, — качает головой Магнуссон. — И как же тебя угораздило?

Молчание. Вильям выливает полбанки перекиси прямо на мою кисть, и быстрым движением руки начинает шарить там пинцетом.

— Больно! — мой вопль, думаю, даже отец услышал. Из другого города.

— Терпи, — ласково говорит Вильям. — Кажется, я вижу осколок.