Бутырка. Тюремная тетрадь

Сегодня после свидания с женой меня привели в оперчасть тюрьмы. Здесь меня ждали два человека в штатском. Один из них оказался заместителем начальника УФСИН по г. Москве по оперативной работе. Их ко мне направил мой бывший сокамерник Никита, который общался с ними накануне, а еще раньше им подавал жалобы мой бывший сокамерник Андрей. Я написал официальную бумагу о том, что меня в Бутырке пытались склонить к даче признательных — и заведомо ложных — показаний по моему уголовному делу, а также склонить к даче ложных показаний на третьих лиц с использованием незаконных методов давления: угрозы, помещение в «плохие камеры» и т. д. Меня также спросили, не пытается ли кто в моей новой камере получить с меня деньги в воровской общак — что, по заверениям беседовавших со мной людей, является общепринятой практикой. Они также сообщили мне, что я в любое время могу обратиться к их представителю в СИЗО — оказалось, что я хорошо его знаю, так как именно этот человек помог мне в свое время защититься от мвдэшных оперов. В конце разговора я подошел к окну и впервые увидел Бутырку со стороны — так как здание, в котором мы разговаривали, стоит отдельно. Больше всего меня поразили огромные кучи мусора во внутреннем дворе тюрьмы. Такое впечатление, что мусор оттуда не вывозили года два. Я впервые увидел знаменитую Пугачевскую башню. Действительно, красивая.

Замначальника УФСИн поделился со мной своими наблюдениями — он попал в УФСИН недавно, перейдя на работу из МВД и побывав по обмену опытом во Владимире, где ожидал увидеть жесткий по условиям, воспетый в песнях Владимирский централ. По его словам — по условиям содержания — Владимирский централ просто санаторий по сравнению со многими московскими тюрьмами, в частности, с Бутыркой.

Самая тяжелая неделя в Бутырке. У меня выбивают деньги — и блатные, и администрация

29.03.09

За неделю произошло очень много событий. Перед тем как начать официальную беседу с представителем УФСИН по Москве, я смог переговорить со своим адвокатом, который, по счастью, пришел ко мне в тот же день. Он мне сказал ключевую вещь — о нашем разговоре с операми из Управления станет сразу известно в тюрьме. На этом я и строил свой расчет, так как за предшествующие сутки выяснил, что интересую в тюрьме как администрацию, так и блатных — и тех, и других на предмет получения с меня денег.

Когда я вернулся в камеру, началась одна из самых тяжелых моих недель в Бутырке. После того как я объявил И., что не готов договариваться по антенне, поскольку, по моей информации, этапов в нужную мне сторону в Бутырке нет, а значит, не может быть 100-процентной гарантии исполнения договоренностей, наши отношения резко накалились. И. заявил о возможности остановки в Бутырке «воровского хода», если антенна не будет установлена — со всеми вытекающими для меня последствиями. И. в итоге признал, что никаких гарантий мне дать не может — и перешел к другой тактике «диалога». Он стал пытаться делать мне замечания и внушения по мелким бытовым вопросам, причем нарочито громко и оскорбительно. Я отвечал ему максимально корректно и сдержанно, что заводило его еще больше. В результате он не придумал ничего лучшего, как прибегнуть к последнему аргументу: схватил алюминиевую тарелку и попытался ударить меня по голове. С учетом того, что И. ростом мне по плечо, это выглядело не бог весть как угрожающе, а главное, мой ответный удар мог его покалечить — или, во всяком случае, повредить его очки. В результате намерения нас обоих так и остались намерениями: нас окружили со всех сторон и разняли. Братежня И. в этой стычке не поддержала. Хотя мы разошлись по разным углам, как боксеры на ринге, обстановка продолжала оставаться накаленной и настигла высшей степени накала в понедельник утром, после визита И. к одному из руководителей тюрьмы. Он рассказал И., что в субботу в Бутырку приезжал начальник управления по Москве, и что ему известно о ряде нарушений в тюрьме, в том числе о желании установить антенну за мой счет в обмен на интересующую меня зону. По возвращении И. был вне себя от ярости. Ярость его могла вылиться в очередную стычку, но офицер, который в свое время помог мне отбиться от мвдэшных оперов, лично зашел за И. и увел его для беседы, по возвращении с которой И. переключил свою агрессию на своего же, на сокамерника из братежни, который чуть было не умер предыдущей ночью от передоза — если б помер, мог бы поставить крест на отработанных И. каналах поставки в тюрьму наркотиков.