Бутырка. Тюремная тетрадь

Чувствую себя потрясенной и раздавленной от величия физических процессов, от внезапно открывшейся перед тупым городским жителем неразрывной связи между напряжением и телефонным счетом. Тем не менее, подписные бланки заполнила правильно, чем поразила почтальоншу в самое сердце. Ну что ж, один — один. Похоже, долго еще будут рассказывать старожилы про приезжую тетку, правильно заполнившую семь подписных бланков на газеты и басурманские журналы, включая Newsweek и Forbes (почтальонша онемела), и вложившую в это сомнительное предприятие 14 тысяч рублей с копейками.

Покупаю заодно местную прессу. Вот губернатор с иконой на первой полосе, вот Орбакайте с сыном на второй, вот про Arctic Sea на третьей с туманным намеком, что здесь без Моссада не обошлось, и три десятка местных объявлений: «Ремонт холодильников. Рассрочка». Очевидно, это местный народный промысел. И еще два: «Бальзамирование покойных на дому». Memento mori.

Просвещение

Пока бегала на почту, сумки с продуктами стояли посреди улицы: здесь народ честный, а собаки воспитаны в строгости. Забыла про котов. Посреди моих баулов обнаружился один с сосиской в зубах, два килограмма сожрал. Посмотрел на меня лучистыми глазами, отошел не торопясь, достойно. Потом мне заключенные про своих котиков рассказывали, как они их от проверки прятали (животные на зоне — строжайший запрет). Прятали за пазуху. Свободолюбивые тюремные коты рвались из-за пазухи и орали. Проверка делала вид, что не слышит мяуканья.

Зашли в лагерный барак, затащили баулы. Вася строго обыскал, поводил металлоискателем, прощупал каждый пакетик, заглянул вовнутрь каждой курицы. Вася понимает, что ни телефон, ни коньяк, ни лекарства мы с собой не понесем, риск очень большой, могут за нахождение «запрета» и свидание отменить, и потом весь срок неприятности будут. Вася старается не портить жизнь нам, а мы — ему. После коротких переговоров Вася разрешил взять с собой с десяток DVD и плеер. Вообще-то нельзя, но уж это — ладно. Все равно потом эти DVD через три дня Васе и останутся, все новинки с «Горбушки».

Каждую жену и ее багаж обыскивают в той комнате, где ей предстоит три дня жить. После обыска Вася, уходя, оборачивается: «Извините, я тут все раскидал». Да чего уж.

Приводят мужа. Доходяга, но хотя бы розовый. Сразу из Бутырки был бледно-зеленый. «Привет, — говорит, — какие новости? «Роснефть», я слышал, продают? «Сургутнефтегаз» купит? Жулики там у вас, на воле». Ага, тебя не спросили. В Бутырке муж сидел сначала с бывшим гендиректором «Томскнефти», сейчас она в «Роснефти», юкосовский актив, а потом с бывшим чиновником из РФФИ, который устраивал аукцион имени «Байкалфинанс-груп», — в связи с чем муж любит делать прогнозы, кого к ним после очередного аукциона пришлют. Вот недавно в зону заехал генерал из Минобороны, тоже жертва аукционов. Срок у него большой получился: половину дали за аукционы, а половину — за незаконное хранение оружия, хотя оно именное у него было, от Путина. Муж говорит, генерал пока в неадеквате: все вспоминает, как с Чайкой в баню ходил. Про таких в зоне говорят — не отдуплился еще. Генералу предлагали сесть в милицейской зоне, на выбор: Рязань или Нижний Тагил. Генерал отказался, говорит, менты — подлый народ.

Еще генерал на зоне занимается политической аналитикой и просвещением. Сидели мы как-то у телевизора, с зеками и женами, чай пили. Показывают Нургалиева, как он за месяц коррупцию поборол. Зек Саша говорит: не жилец Нургалиев, скоро в Казань поедет вместо Шаймиева. И загнул витиеватую речь про смысл грядущих кадровых перестановок. Оказывается, генерал рассказал.

Сидельцы

…Коротенько просветив меня насчет приватизации «Роснефти», муж достал сверток — это мне подарок. Шерстяные носки, белые, со скандинавскими узорами. Оказалось, таджика местного, сидельца, подрядил носки вязать. Рассказал, что еще на зоне сидит довольно много профессиональных художников, за наркотики, в основном. Он уже «тасанул художникам сигарет, а они сразу предложили картину нарисовать». Художники пользуются большим уважением.

Вот кого встретила, с кем поговорила, или про кого муж рассказал.

Есть на зоне люди, которые не хотят оттуда уходить. Категорически. Вот мужик, белорус, 55 лет, сидит по ст. 158, это кража, дали полтора года, что-то там спер на стройке, причем в Барвихе. Семьи у него нет. Он убирает барак, получает за это от осужденных пачку сигарет в день и чай, плюс имеет трехразовое госпитание и госкрышу над головой. Недавно он травмировал ногу (с турника неудачно соскочил), теперь ходит каждый день в санчасть на перевязку. Доктор ему предложил в стационар лечь — отказался, лежа он сигареты и чай не заработает. Тут ему подошло время по УДО выходить, так наотрез отказался: куда я, говорит, в зиму уйду? И кто меня будет на воле лечить?