Бутырский ангел. Тюрьма и воля

Скомандуй кто-нибудь в тот момент: «Встань, двигайся, иди!» Или «Тебя будут колоть штыком, тебя будут бить прикладом, в тебя будут стрелять…» — я бы только слегка качнул головой и чуть улыбнулся в ответ. Мягкой, доброй, чуть глуповатой была бы тогда моя улыбка. А вот двигаться, даже просто пошевельнуть рукой, ногой, языком в тот момент я бы так и не смог. Так бы и сидел, покачивая головой, глуповато улыбаясь, словно копируя китайского болванчика.

В очередной раз отдаю должное безупречной точности терминов лагерно-тюремного арго. Есть в нём слово «зашторило» — так характеризуется состояние человека, хватившего немалую дозу алкоголя, перебравшего с наркотиками или испытавшего шоковое испытание.

Действительно, зашторило. Будто кто-то большой и сильный где-то внутри очень решительно задёрнул штору из тёмной и тяжёлой материи. И оставил по ту сторону шторы всю окружающую действительность: пыльный двор за стеной универсама, едко пахнущие тополиные кругляши, несуразный, когда-то люто ненавидимый, а ныне такой вожделенный, пластмассовый стаканчик. За той же шторой осталось и время моей несвободы, ещё такое близкое и уже так далеко отодвинутое.

А по другую сторону этой самой шторы не существует предметов, людей, деталей пейзажа. Есть только что-то сочное, вспыхивающее, пульсирующее, сверкающее. Это «что-то» близко к сплошному фейерверку, к охапке протуберанцев, к букету из гигантских искр, сполохов и огней. Только всё это совсем другое, ни на что известное не похожее, ещё более сильное, нестерпимо яркое. Самое главное, это «что-то» по своим цветам не имеет ничего общего с красками знакомого с детства спектра.

Какой там охотник с идиотским желанием знать идиотское расположение не менее идиотского фазана! Это совсем другие краски! Совсем других цветов! Из совсем другого измерения!

«Зашторное» наваждение продолжалось минут двадцать.

Потом оно медленно, будто нехотя отступило, откатило, уступило место реальной действительности в привычных красках, звуках и запахах. Действительности, воплощённой в простых предметах и деталях обыденного пейзажа. Снова вокруг были пыльные кусты, серая стена универсама, нездорового цвета колбасные диски. Всё, что могло вернуться, вернулось, но впечатление от «зашторного» наваждения осталось.

И эту необычную по вкусу водку в ломком пластмассовом стаканчике, и всё, что грянуло потом, я запомнил.

После того, как испытал всё это, обещал себе написать рассказ «Сладкая водка свободы». Обещание, кажется, выполнил.

Только рассказ ли это, если ни слова здесь не выдумано?