Бузовьязы. Люди и судьбы. Книга вторая

На перекрестке с бузовьязовской дорогой я стал ждать попутки. Вьюга не унималась, и конца-края этой стихии не было видно. «Вряд ли кто-то может рискнуть тронуться в дальний путь по такой погоде», – подумал я, кинул за плечи рюкзак и сквозь пургу тронулся к Бузовьязам.

Ветер дул с такой силой, что порой сбивал меня, и я падал в снег. Часто терял дорогу, ползком выбирался из сугроба и шагал дальше. Путь-то недалекий, но пройти его было невмоготу.

И вдруг я интуитивно уловил, что позади появился кто-то живой. Оглядываюсь, буквально метрах в двух – лошадиная морда, вся в снегу, и пар из ноздрей валит. Увидев человека, лошадь остановилась, из саней выпрыгнул человек, поспешил ко мне. Только тут я разглядел его лицо. Было в нем что-то знакомое, но я почему- то не мог припомнить, кто это. И только когда сели в сани, он спросил меня: «Ты чей будешь?». «Мудариснын икенче улы… Сулейманов Айрат», – ответил я. «Боже мой, как летит время! Меня, наверное, не помнишь? Я ведь тоже бузовьязовский: Альберт Хадыевич Газизов».

Усадил он меня в сани, снял с себя старенький тулуп и укрыл. Зубы мои отбивали пулеметную дробь. Ноги и руки сковало холодом. Лошаденка ни шатко ни валко одолела путь и вытащила сани на бузовьязовскую улицу.

Из Уфы я выехал где-то в полдень, а сейчас вокруг уже было темно. Близилась ночь.

Перешагнул порог родительского дома. Мать обняла меня и заплакала.

– Все глаза проглядела, тебя ожидаючи, – сказала она, – все слезы выплакала…

Подошел старший брат Марат, обнял ее за плечи и вымолвил:

– Ладно тебе плакать, мама, видишь – жив-здоров, и слава Аллаху!

Он посмотрел на дверь, где с тулупом в руках стоял Альберт-абый, и продолжил:

– Да не один еще, а с гостем.

Мама оглянулась и удивленно произнесла:

– Неужели Альберт Газизов?

– Он самый, – ответил тот.

Всей семьей с примкнувшим к нам Альбертом-абыем сели мы за стол. Тут-то и прояснилась судьба этого овчинного тулупчика. Оказалось, что во время войны и после нее переходил он из рук в руки. Когда разговор коснулся этого, Альберт Хадыевич пояснил:

– Первый раз мы его обменяли, помню, за два ведра картошки и килограмм пшена.

– Он и у нас побывал, – заметила мама.

– К тому и вспоминаю, – продолжил Альберт-абый. – Где-то в середине пятидесятых годов Мударис подарил его мне – я тогда из Учалов приезжал погостить. Так он теперь и ходит по моей родине…

Вспомнилась мне та встреча вьюжной зимой, и подумалось: малая деталь этот тулупчик, поношенный, обветшалый, но долгие годы был для многих неким символом. Символом теплоты, доброты человеческой. Кажется мне, в нем хранился дух истории. Вспомнился мне и рассказ Альберта Газизова о себе…

* * *

– Хорошо помню начало Великой Отечественной войны, хотя мне тогда было около шести лет. В то время мы жили в Бузовьязах – райцентре Бузовьязовского района Башкирской АССР. Этот район был образован в январе 1935 года. Сюда для производства землеустроительных работ в колхозах и совхозах был направлен мой отец Хадый Мухлисович Газизов. Работал он старшим землеустроителем в райземотделе.

В соответствии с занимаемой должностью, за ним была закреплена служебная подвода с кучером. Помню, в первый день войны он посадил в тарантас всю нашу семью – маму, трех моих старших сестер, меня и самую младшую сестренку – и повез нас на сборный пункт. Он размещался в районной ветеринарной лечебнице, которая находилась приблизительно в полукилометре от села. Там было очень много народа – со всего района прибыли мужчины призывного возраста. Многие были с семьями.

Люди сидели на поляне возле призывного пункта в ожидании приглашения на медицинскую комиссию и на беседу. Кто-то отдыхал, кто-то в кругу друзей или в семейном кругу обедал, играл на гармошке, мандолине; звучали татарские, русские и даже украинские песни. Повсюду царил дух патриотизма, преданности Родине и ненависти к врагу, веры в Победу. И никто не мог представить себе, что война будет длиться целых 1418 дней и ночей, принесет несчастье миллионам людей, разрушит сотни городов и сел, предприятий промышленности и сельского хозяйства. Все это невозможно было представить советскому человеку, который жил и трудился мирной созидательной жизнью.

Помню, временами из призывного пункта выходил человек в военной форме (видимо, работник военкомата) и громко оглашал список, приглашая на медкомиссию. Очередь дошла и до моего отца. Не знаю, сколько времени прошло, но нам показалось, на крыльце он появился нескоро. К тому времени уже наступили сумерки. Отец подошел к нам и сообщил, что его пока не призвали, а оставили в резерве для обучения начальной военной подготовке молодых призывников. Радости нашей не было предела! Моя маленькая сестренка Ляля от радости даже что-то запела.