Бык и копье

Когда они одолели две трети пути и вода дошла им до колен, они стали медленно выходить из моря. Конь всхрапнул от удовольствия. Купание смягчило боль от ран. Он встряхнул гривой и раздул ноздри. Очевидно, от вида сочной зеленой травы у него улучшилось настроение.

От замка Ралины не осталось и следа. Вместо него у самой вершины стоял дом – два его этажа были сложены из белого камня, сиявшего на солнце, крыша покрыта серыми плитками шифера. Симпатичный дом, подумал Корум, и не похоже, что тут обитает человек, занимающийся оккультным искусством. Он вспомнил, как в последний раз видел старый замок, из мести сожженный Гландитом.

Не поэтому ли он с такой подозрительностью относится к этому мабдену Калатину? Может, он имеет какое-то отношение к графу? Нет ли у него чего-то в глазах, в поведении или, скажем, в манере вести себя? Хотя сравнивать глупо. Калатин был не очень покладистым, это правда, но вполне возможно, что намерения у него самые добрые. Кроме того, он спас жизнь Коруму. Так что не стоит судить волшебника по его внешности и манере разговора, пусть даже весьма циничной.

Они стали взбираться по извилистой тропе к вершине холма. Корум вдыхал весенние запахи распускающихся цветов и рододендронов, травы и набухающих почек. Мягкий мох покрывал древние камни скал, в кронах деревьев гнездились птицы, порхая среди молодой блестящей листвы. У Корума появилась еще одна причина испытывать благодарность к Калатину, потому что он смертельно устал от мертвой безжизненности пейзажей.

Когда они наконец добрались до дома, Калатин показал Коруму стойло для коня и настежь распахнул перед гостем дверь. Нижний этаж состоял главным образом из одной обширной комнаты, чьи большие застекленные окна выходили с одной стороны на море, а с другой – на заснеженные пустоши. Корум видел, что облака клубились только над ними, но не над морем, словно им было запрещено пересекать какой-то невидимый барьер.

Вообще Корум редко встречал стекло в мире мабденов. По всей видимости, Калатин получал неплохие доходы от изучения древних заклятий. В доме были высокие потолки, поддерживаемые каменными стропилами, а комната, которую Калатин отвел ему, была заполнена свитками, книгами, исписанными дощечками и какими-то механизмами – подлинное логово колдуна.

Тем не менее во владениях или, точнее, увлечениях Калатина для Корума не было ничего зловещего. Этот человек называл себя волшебником, но Корум назвал бы его философом – одним из тех, кому нравится изучать и открывать секреты природы.

– Вот, – сказал ему Калатин. – Я спас почти все из библиотек Лиум-ан-Эс до того, как великая цивилизация была поглощена волнами. Многие издевались надо мной и говорили, что я забиваю себе голову ерундой, что все мои книги написаны такими же, как и я, сумасшедшими и что в них правды не больше, чем в моих собственных трудах. Они говорили, что история – всего лишь собрание легенд, что мемуары – сплошь фантазии и выдумки, что слова богов, демонов и им подобных – поэтические метафоры. Но я придерживался другой точки зрения, и выяснилось, что был прав, – холодно усмехнулся Калатин. – Их смерть доказала – я не ошибался. – Улыбка изменилась. – Хотя я не очень рад, вспоминая, что те, кто мог бы извиниться передо мной, ныне или разорваны псами Кереноса, или заморожены Фои Миоре.

– Ты ведь не испытываешь жалости к ним, не так ли, волшебник? – спросил Корум. Сидя на стуле, он через окно смотрел на море.

– Жалости? Нет. Мне не свойственно испытывать жалость. Или вину. Или какие-то другие эмоции такого рода, которые так волнуют смертных.

– И ты не испытываешь чувства вины за то, что обрек двадцать семь своих сыновей и внуков на бесплодные поиски?

– Они были не совсем бесплодными. И теперь мне осталось найти лишь самую малость.

– Я хочу сказать, ты должен испытывать хоть какие-то сожаления из-за того, что все они погибли.

– Не знаю, все ли они мертвы. Некоторые просто не вернулись. Но большинство все же погибло. Наверное, меня должна мучить совесть. Конечно, я бы предпочел, чтобы они остались живы. Но я больше интересуюсь отвлеченными размышлениями и чистым знанием, чем обычными проблемами, которые держат в цепях простых смертных.

Коруму не хотелось поддерживать этот разговор. Калатин расхаживал по большой комнате, жалуясь на мокрую одежду, но и не думая переодеваться. До того как он снова заговорил с Корумом, его вещи уже высохли.

– Ты сказал, что отправишься на Ги-Бразил.

– Да. Ты знаешь, где лежит остров?

– Если он вообще существует, то да. Все смертные, которые приближаются к острову, немедленно попадают, так сказать, под власть чар – они ничего не видят, кроме неприступных рифов и скал. Только перед сидом остров Ги-Бразил открывается в своем подлинном виде. По крайней мере, я так читал. Никто из моих сыновей не вернулся с Ги-Бразила.

– Они были там – и исчезли?

– Потеряв несколько хороших кораблей. Понимаешь, там живет Гофанон: он и в грош не ставит ни смертных, ни Фои Миоре. Говорят, что он последний из сидов. – Внезапно Калатин отпрянул и с подозрением посмотрел на Корума. – А ты не?..