Быль и небыль

Взял барин мальчика, уворотил в пеленочки и отправился в путь. Ехали, ехали, приезжают в лес.

Барин говорит:

— Кучер, отнеси его подальше да брось в снег. Вот и будет ему мое именье.

Кучер — что ж?

Приказывают — делает. Занес мальчика порядочно от дороги, в овраг, положил под кустик.

Бросили его и уехали.

А дело было зимой — в мороз, в стужу. Не то что дитя новорожденное, большой человек замерзнет.

Той порою вечером ехал через лес купец с обозом. Вдруг видит — в овраге будто огонек горит.

— Ребята, — говорит купец своим приказчикам, — видите, огонек в овраге?

— Видим, — говорит.

Он шубу с себя скинул и полез по снегу в овраг. Спустился и смотрит — лежит в логу мальчик. Снежок около него растаял, и цветики зацвели синенькие. А в головах свечка горит, не гаснет. И лежит он себе, ничего не думает — тепло ему! А кругом-то снегу по коленки, стыдь, ветер…

Купец говорит:

— Ах, да это никак ребеночек лежит! И снежок растаял, и цветики цветут. Он живой!

Взял он робеночка в охапочку, в шубу завернул, сел с ним в сани и поехал дальше.

Заезжает купец на ночлег к богатому барину и рассказывает про свою находку.

— Вот, — говорит, — чудо так чудо!

Барин догадался, что это за робеночек такой, и давай просить купца отдать ему мальчика.

— Нет, — говорит купец, — эту находку мне сам бог послал. Я его буду ро́стить.

Барин так и сяк, просит, умоляет:

— У меня, — говорит, — сыновей нет. Я, — говорит, — его за сына приму.

Ну, купец долго не соглашался. Под конец отдал. «Что ж, — думает, — чужой век заедать!»

Уехал купец, а барин остался и умствует, как бы ему этого мальчика извести. Думал, думал, и надумал: положил в бочку, заделал ее, смолой замазал и спустил в реку.

Долго ли, коротко ли плавала бочка — неизвестно. Только принесло эту бочку к монастырю. Монахи нашли ее, разбили. Смотрят: мальчик! Живой, здоровый. Спит себе.

Они его взяли, вырастили. Стали учить грамоте и на клиросе петь. И такой он вышел удачливый, что никто супротив его не мог спеть. Кто в монастырь ни приедет, все слушают и дивятся.

Вот задумал и тот барин по монастырям поехать — грехи замаливать.

Оставил дома жену с дочкой, а сам отправился на два с половиной года — не больше, не меньше.

Заезжает, между прочим, и в тот монастырь, где мальчик живет.

Приходит к службе, слушает этого певчего и удивляется: много слыхал, а такого голоса никогда не слыхивал.

Спрашивает он у игумена:

— Что это за детина на клиросе у вас так прекрасно поет?

Игумен и рассказал: нашли, мол, в бочке, воспитали, вырастили, а теперь не нахвалимся — и хорош, и толков.

Барин спрашивает:

— А давно ль это было-то?

— Тогда-то.

Ну, барин видит — это тот самый мальчик и есть, никто другой, — и говорит игумену:

— Кабы у меня такой толковый парень был, я бы ему поручил за всеми делами смотрение. Сыновей у меня нет, некому мне помочь. Отпустите его со мной.

Игумен давай отговариваться — жалко ему эдакого певчего отпускать. А барин знает, с какого края подъезжать — взял да и посулил монастырю двадцать пять тысяч.

Игумен созвал братию. Думали так, думали эдак и отпустили парня барину в управители.

Барин зовет его и говорит:

— Вот, брат, поезжай ко мне домой, смотри за всем имением до моего приезду. Будешь за хозяина!

И дает ему запечатанное письмо.

— Жене моей отдашь, чтобы приняла тебя.

А в том письме написано было:

«Милая моя жена! Придет к тебе такой-то человек. Ты пошли его в завод, и пусть его там в котел столкнут. Он мне злодей!»

Взял парень письмо, пошел.

Попадается ему дорогой старичок и спрашивает:

— Куды идешь?

— К такому-то барину.

— Зачем?

— Письмо несу.

— А знаешь ли ты, про что в письме написано?

— Знаю.

— Ну, что?

— Написано, чтобы мне имением управлять, покуда барин не вернется.

— Нет, там не это написано. Ты прочитай-ка письмо! Узнаешь.

— Не могу, — говорит, — не мне писано.

— Ну, мне дай!

Старичок печать сломал и показывает письмо парню.

Тот и глазам своим не верит.

— Да за что же мне такая беда?

А старичок только усмехается:

— Ничего, — говорит, — это дело мы поправим.

Дунул он на письмо. Печать и письмо сделались, как были.

— Ступай теперь и отдай письмо барыне. Все ладно будет.

Взял парень письмо, пошел в имение и отдал барыне.

Она распечатала, читает:

«Милая моя жена! Придет такой-то человек. Ты его, как ни можно скорей, жени на нашей дочери. И будет он всему дому за хозяина — покуда я не вернусь…»

Жена, конечно, ревет…

— Что это, муж ума решился? Велит отдать дочку, незнамо за кого.

Однако не смеет мужа ослушаться. Трех дней не прошло — сыграли свадьбу.

И стал наш молодец за хозяина: похаживает по имению, по фабрике, посматривает — все ли ладно. Жене полюбился — лучше и не надо. И теще — ничего, не жалуется.

Вот и прошло два с половиной года — не больше и не меньше. Воротился барин с богомолья домой. Жена с дочерью и зять на крыльце встречают. Барин смотрит: что такое?

Он думал — певчий этот давно в котле сгорел, ан его в зятья произвели.

Скорей поздоровался, зовет жену в свою комнату. Жена идет.

Он и руками развел.

— Растрепа! — говорит. — Куды у тебя ум девался? Я тебе наказал молодца этого в котле сварить, а ты его в зятья приделала.

Жена говорит: