Был ли Пушкин Дон Жуаном?

Наперсница волшебной старины,
Друг вымыслов игривых и печальных,
Тебя я знал во дни моей весны…
Являлась ты веселою старушкой
И надо мной сидела в шушуне…
Ты, детскую качая колыбель,
Мой юный слух напевами пленила,
И меж пелен оставила свирель,
Которую сама заворожила.

Это еще образ старой няни, но уже в ее руках волшебная поэтическая свирель. Пройдут года, и она опять приходит уже не к ребенку, а к отроку в виде эротически прекрасной Музы:

Как мило ты, как быстро изменилась!
Каким огнем улыбка оживилась…
Вся в локонах, обвитая венком,
Прелестницы глава благоухала;
Грудь белая под желтым жемчугом
Румянилась и тихо трепетала…

Недаром Анна Керн с психологической проницательностью заметила, что Пушкин любил по настоящему только двух женщин – няню и сестру. Детские воспоминания о нежности окружавших маленького Сашу лиц энергично содействовали тому, что Пушкин направил всю свою неуемную сексуальную энергию на женщин. В то же время в характере мальчика развилась обида на то, что ему, видимо, запрещали переносить свои детские порывы к сексуальным отношениям на окружавших его женщин. Произошло это оттого, что детская сексуальная любовь Пушкина была направлена в первую очередь на мать, няню и сестру, которые, разумеется, ответить на нее не могли. Переживание это оказалось двойственным: мальчик подвергся воздействию двух импульсов: полового стремления и страха быть отвергнутым в этой «эдиповой» ситуации.

Маленького Пушкина ранило осознание того, что невозможно к одному и тому же человеку испытывать и нежные, и сексуальные чувства. Но поскольку сексуальный импульс идет из сердца непосредственно к гениталиям, то запрет на него, особенно со стороны матери, ощущался как запрет на любовь. Именно это и вызвало постоянное чувство глубокой обиды и на мать, и на отца. «Фактически, ребенок все воспринимает правильно, – отмечает А. Лоуэн, – ибо созерцательная любовь, без физического контакта, не удовлетворяет основных потребностей его организма. Все физические контакты с родителями ребенком воспринимаются как сексуальные».

Перенеся первую обиду из-за запрета на выражение любви, Пушкин постепенно становится менее уязвимым. Но одновременно психика его «ожесточается». В нем формируется гордость, упрямство, презрение к нежным чувствам и явная тяга к генитальным контактам, которые явно еще не выражены, но вот-вот могут проявиться и занять главенствующее место в сексуальных стремлениях и переживаниях.

5

С семи лет характер поэта, по утверждению его сестры Ольги, резко изменился. Он стал резвым и шаловливым. Латентный период детства закончился. Сексуальные импульсы рванули наружу, преображая поведение, темперамент и даже анатомическую структуру тела. Как известно, в это время наступает примат генитальной зоны в развитии ребенка. В эти годы генитальные зоны становятся местом ощущения возбуждения, и ребенок старается удовлетворить его, используя мастурбацию или другие способы. Причем гениталии приобретают преимущество над другими эрогенными зонами.

У Пушкина ранняя сексуальность развивалась параллельно его преждевременному интеллектуальному развитию. Именно благодаря этому она не вызывала патологических отклонений. «Страсть к поэзии проявилась в нем с первыми понятиями: на восьмом году возраста, умея уже читать и писать, он сочинял на французском языке маленькие комедии и эпиграммы на своих учителей», – вспоминал брат поэта. Учился он лениво, зато пристрастился к чтению, любил «Биографии» Плутарха, «Илиаду» и «Одиссею» Гомера. Забираясь в библиотеку отца, он перечитал в ней всех французских классиков, усвоил настоящий французский язык и поражал французов прекрасным слогом своих писем. Памятью он был одарен необычайной и к 11 годам Саша Пушкин знал наизусть почти всю французскую литературу.