Был ли Пушкин Дон Жуаном?

Прошел год с того дня, как юный Пушкин сделал в своем «Дневнике» запись. На протяжении этого времени он отдавал ей свое поэтическое вдохновение, весь пыл своего сердца. 22 стихотворения, посвященные поэтом Бакуниной – своего рода энциклопедия юной любви, лирическая гамма первых сердечных переживаний. И потом Пушкин не забывал ее, до конца жизни помня о первой любви, о Катерине I. В черновиках VIII главы «Онегина» мы читаем:

Когда в забвенье перед классом
Порой терял я взор и слух,
И говорить старался басом,
И стриг над губой первый пух,
В те дни… в те дни, когда впервые
Заметил я черты живые
Прелестной девы и любовь
Младую взволновала кровь
И я, тоскуя безнадежно,
Таясь обманом пылких снов,
Везде искал ее следов,
Об ней задумывался нежно,
И счастье тайных мук узнал…

Но ни Екатерина Бакунина, ни Наталья Кочубей, никто другой не мог надолго захватить сердце юного поэта. Оно просто не было приспособлено для этого. По своей нервической натуре он не предавался романтическим воздыханиям. Говорить о «платонической» любви Пушкина нужно в контексте его сексуальной конституции. Платонической любовь у поэта становилась тогда, когда выбранный им сексуальный объект становился недоступен. Эти юношеские скоропреходящие увлечения толкали Пушкина на написание романтических элегий, немного возвышали и облагораживали его инстинкты. Его «либидо» с неизбежностью должно было сублимироваться в возвышенную поэзию, в творческий порыв, в создание временных кумиров. Иначе сексуальная неудовлетворенность, проскальзывавшая во всем поведении поэта, могла проявиться в виде невроза или перверзии. Пушкин был противоречив в своих увлечениях, в своем отношении к определенным нравственным канонам. С одной стороны – платоническая любовь к Бакуниной, а с другой… Но об этом пусть расскажет Иван Пущин.

3

«Сидели мы с Пушкиным однажды вечером в библиотеке у открытого окна. Народ выходил из церкви от всенощной; в толпе я заметил старушку, которая о чем-то горячо с жестами рассуждала с молодой девушкой, очень хорошенькой. Среди болтовни я говорю Пушкину, что любопытно бы знать, о чем так горячатся они… На другой день он встретил меня стихами:

От всенощной, вечор, идя домой,
Антипьевна с Марфуткою бранилась;
Антипьевна отменно горячилась.
«Постой, – кричит, – управлюсь я с тобой!
Ты думаешь, что я уже забыла
Ту ночь, когда забравшись в уголок
Ты с крестником Ванюшею шалила?
Постой, – о всем узнает муженек!»
«Тебе ль грозить, – Марфушка отвечает,
Ванюша что? Ведь он еще дитя:
А сват Трофим, который у тебя
И день и ночь? Весь город это знает.
Молчи ж кума: и ты, как я, грешна,
А всякого словами разобидишь.
В чужой п**** соломинку ты видишь,
А у себя не видишь и бревна».

«Вот что ты заставил меня написать, любезный друг», – сказал он, видя, что я несколько призадумался, выслушав его стихи, в которых поразило меня окончание. В ту минуту подошел к нам Кайданов (лицейский преподаватель), – мы собирались в его класс. Пушкин и ему прочел свой рассказ. Кайданов взял его за ухо и тихонько сказал ему: «Не советую вам, Пушкин, заниматься такой поэзией, особенно кому-нибудь сообщать ее». Конечно же, юный поэт не внял его советам, и в дальнейшем из-под пера Пушкина иногда выходили фривольные, а порою и непристойные стихотворения:

У Пушкина была сильна именно генитальная направленность его чувств. Юношеское воображение поэта, постоянно рисует все новые и новые сцены, в которых гениталии играют существенную роль. Вспомним знаменитое стихотворение «Вишня», незамысловатый сюжет которого напоминает эротические пасторали поэзии рококо. Пастушка залезает на вишневое дерево, чтобы полакомиться сочными плодами, она оступается, и проходящий мимо пастушок увлечен открывшимся видом:

Среди двух прелестных
Белей снега ног,
На сгибах чудесных
Пастух то зреть мог,

Что скрыто до время

У всех милых дам,
За что из Эдема
Был выгнан Адам.