Был такой народ

Народ не виноват: это царское правительство намеренно натравливало несознательные элементы на евреев, — говорили российские демократы (а вслед за ними повторяли и советские “евреи в ливреях”); но к страшным погромам Гражданской войны царское правительство не могло иметь никакого отношения. Не следует винить правительство, — возражал Солженицын: администрация Российской империи как могла противостояла погромам 1903—1906 годов; но сделать логический вывод из своих же слов и признать погромы стихийными, народными он не решился. (Кстати, тогда еще не было никакой еврейской ЧК с ее расстрелами, которыми объясняют причины погромов 1919 года и Шульгин, и Солженицын, и Шафаревич — а еврейские погромы были…) Только влияние гитлеровской пропаганды на оккупированных территориях вызвало некоторый бытовой антисемитизм у населения, — пишут и сейчас прогрессивные советско-российские историки, закрывая глаза на многочисленные факты антисемитизма, с которым евреи встретились в эвакуации, там, где оккупантов не было, а о евреях прежде даже не слыхали. Тот же Солженицын, честно констатируя, что “пропорция евреев — участников войны в целом соответствует средней по стране”, никак не мог согласовать с этим фактом распространенную в народе легенду о еврейском “ташкентском фронте”. “Так что ж — народные впечатления той войны действительно продиктованы антисемитскими предубеждениями?”[75] — в растерянности восклицал он, и, не желая признавать очевидное, начинал рассуждения о том, что евреев подальше от передовой было все же “гуще”, — совершенно неубедительные, если вспомнить одинаковые пропорции погибших фронтовиков, евреев и русских. Еще один довод: советские евреи сами накликали на себя антисемитизм массы, потому что уж слишком они были на виду и в почете у нелюбимой народом Советской власти. Но ведь и после того, как товарищ Сталин отмежевался от былого сотрудничества партии с евреями, возвратив их в положение дискриминируемого национального меньшинства, народная нелюбовь к евреям не уменьшилась, а продолжала существовать, теперь уже подпитываемая негласной поддержкой государства, еще полвека, до завершения Исхода евреев из России.

Все эти противоречия снимаются в рамках гипотезы об изначальном присутствии народного антисемитизма в России, а потом и в СССР. Тем, для кого русский язык родной, согласиться с таким предположением нелегко и даже обидно; к сожалению, оно согласуется с известными фактическими данными об отношениях двух народов, русских и евреев, за все двести лет вместе.

Российский антисемитизм можно сравнить с опасной болезнью, бациллы которой способны существовать веками, время от времени порождая эпидемии. Но даже и при эпидемии зараза проникает далеко не в каждого и далеко не все бациллоносители заболевают. Наглядный пример: русская интеллигенция — тем более интеллигенция творческая — тщательно соблюдала нравственную гигиену в своей среде, и случаи острого клинического антисемитизма встречались крайне редко. Ее преемница, советская интеллигенция, все еще чуралась явных проявлений антисемитизма и старалась не замечать признаки этой инфекции вокруг себя. Лишь через двадцать лет постсоветской жизни настало время, когда талантливый русский писатель Захар Прилепин решился открыто — и притом с гордостью — ответить критикам своего “Письма товарищу Сталину”[76]:

“Письмо написано затем, чтоб дать голос коллективному сознательному и бессознательному народа, к которому я имею честь принадлежать и от имени которого я имею смелость говорить”.

Эвфемизм “коллективное сознательное и бессознательное народа” совершенно прозрачен. Неясно, однако, какую роль в этой ситуации писатель Прилепин — а с ним и вся современная творческая интеллигенция — отведет теперь для себя: врачей, предупреждающих об опасности новых вспышек заболевания, или проповедников, потакающих предрассудкам паствы, чтобы стать ее духовными лидерами. Хоть евреев как народа в России больше нет, бацилла антисемитизма видоизменилась и угрожает теперь эпидемией общей ксенофобии, вызывая “сознательные и бессознательные” народные чувства ко всем вообще чужакам: “чуркам, хачам, черножопым”… Болезнь продолжает существовать.