Эта совершенно неожиданная мысль, оседлавшая приятную и очень мощную волну свежей жизненной энергии, приятно прокатилась по израненному и непонятно за счет чего живущему телу. Ощущение было настолько сильным, что Егор даже улыбнулся. Неожиданно он вспомнил своего отца, он прямо-таки увидел его! Перед его глазами уходил в море старый ржавый причал, по которому ему навстречу, широко, по-матросски переставляя ноги, шел его батя в промасленных брезентовых штанах и старой, в нескольких местах заштопанной тельняшке. Он тоже улыбался, да-да! Егор не поверил своим глазам – его отец у-лы-бал-ся! Этого не случалось ни разу после того, как похоронили маму.
А в окружающем мире тем временем происходило что-то странное: неожиданно громко и по-весеннему (это в октябре-то!) запели птицы, их не было видно, но веселый птичий гомон воодушевлял безмерно! И без того яркое, но не жаркое в это время года солнце вдруг стало светить намного мощней, словно чувствуя, что Егору необходимо его тепло. Радуясь возвращению к жизни, Егор в то же время остро ощутил, как его истерзанное сердце наполнилось бесконечным состраданием к отцу. Раньше он его просто любил, а теперь понял, каждой клеткой своего истерзанного тела прочувствовал всю боль и безысходность немудреной отцовой жизни. Отец! Он ждал его! Он нуждался в единственном сыне, он жил Егором!
«О Боже! Я раньше и не подозревал, что папа ко мне так привязан, – удивился своему открытию Егор, и это осознание своей необходимости близкому человеку проложило еще одну тропинку в сторону Жизни. – Совсем недавно я был совершенно готов уйти из этого мира, а сейчас вижу в нем огромную необходимость, смысл и мотив. Я нужен другому человеку, во мне очень нуждаются, именно во мне, в этой личности под наименованием Егор Чайка, и никто меня не сможет заменить».
Слушая птиц, Егор все больше и больше поражался непознаваемости этого мира, его бесконечной интриге и ограниченности человека. «Мы все здесь как слепые котята, никто не знает, что принесет тебе твой следующий шаг и нужен ли он тебе. Еще совсем недавно я не видел совершенно никакого смысла жить здесь, а сейчас я просто обязан вернуться домой и не ради себя. Наверное, это и есть та самая, так мучительно искомая всеми человеческая задача – жить не собой, а близкими тебе людьми.… Хотя бы только близкими. Пропускать через себя всю их боль и не давать им ни на минуту почувствовать себя одинокими и ненужными. Постоянно окружать их такой человеческой заботой, которая не оставит ни малейшего сомнения в справедливости этого мира и принесет им наконец покой и радость!»
Картина уходящего в море причала оставалась такой же четкой, вот только вместо отца на встречу Егору шел дедушка Степан.… И лицо его было строго-сурово.
Причал исчез, солнце закрыло большое облако, неизвестно куда подевались птицы, и с севера потянуло холодом.
Почувствовав принесенные этим ветром силы, Егор собрался с духом и легонько похлопал Максима по щеке. Тот встрепенулся и резко приподнялся:
– Что случилось? «Духи»?
– Нет, – соврал Егор, – но находиться здесь мы больше не можем.… Ты не можешь, тебе надо уходить к Макаве.
– Опять за свое? Мы уже это об……
– Заткнись и слушай меня, – резко оборвал Максима Егор.
У него не было времени на уговоры, и каждое свое последующее слово он налил таким тяжелым свинцом, что у Максима не было ни единого шанса возразить другу. Казалось, что Егор просто открывает свой запекшийся рот, а звуки издает некая невидимая, пронизывающая все окружающее пространство Сила, противостоять которой обычный человек не в состоянии.
Максим даже и не понял, не осознал, каким образом Егор смог уговорить оставить его. Уже отойдя от ложбины на приличное расстояние, он словно очнулся от гипноза. «Да как же это я? – оторопело остановился он. – Что же это я? Зачем он попросил оставить ему пистолет? Стоп! Неужели?..» – Смутная догадка молнией пронзила ум, и тут же, словно знаменуя эту мысль, сзади хлопнул одинокий пистолетный выстрел, затем еще один и еще…… В ответ ударили из автоматов. Несколько кинжальных очередей уверенно заглушили сиротливые хлопки, и спустя минуту все стихло.