Была ли альтернатива? («Троцкизм»: взгляд через годы)

Раскрывая связь между ростом бюрократизации партийного, государственного и хозяйственного аппарата и растущим социальным расслоением в городе и деревне, «Заявление» отмечало, что «государственный аппарат по своему составу и уровню жизни в огромной степени является буржуазным и мелкобуржуазным и тянет в сторону от пролетариата и деревенской бедноты, с одной стороны — навстречу устроившемуся интеллигенту, а с другой — навстречу арендатору, купцу, кулаку, новому буржуа… Неумелая и неряшливая тарифно-нормировочная работа, жестоко бьющая по рабочему, является в девяти случаях из десяти прямым результатом чиновничьего невнимания к элементарнейшим интересам рабочих и самого производства… Вопрос о так называемых излишествах верхов целиком связан с зажимом критики» [583].

Ещё один узел разногласий, приобретших крайнюю остроту на июльском пленуме, был связан с обвинением лидеров оппозиции в «попытках создания фракционной организации». Поводом для этого был избран факт организации собрания в подмосковном лесу, на котором с докладом, подвергавшим критике руководство ЦК, выступил Лашевич. Июльский пленум одобрил решение Президиума ЦКК о суровых мерах к участникам этого собрания. Зиновьев был исключён из состава Политбюро за «фактическое руководство фракционной борьбой оппозиции». Лашевич был исключён из состава ЦК (первый случай применения 7 пункта резолюции X съезда «О единстве партии»), снят с поста зампреда Реввоенсовета и лишён на два года права вести ответственную партийную работу. В 1928 году Лашевич покончил жизнь самоубийством.

В ответ на обвинения во «фракционности» оппозиция, напомнив о существовании в течение двух лет фракционной «семёрки», указала, что подобная фракционная верхушка существует и после XIV съезда. В Москве, Ленинграде, Харькове и других крупных центрах происходят секретные фракционные собрания, организованные большинством Центрального Комитета, несмотря на то, чти весь официальный аппарат находится в руках этого большинства. «Утверждение, будто „большинство“ не может быть фракцией, явно бессмысленно,— говорилось в «Заявлении» оппозиции.— Истолкование и применение решений съезда должно совершаться в рамках нормальных партийных органов, а не путём предрешения всех вопросов правящей фракцией за кулисами нормальных учреждений… Эта система неизбежно сужает руководящую верхушку, понижает авторитет руководства и тем вынуждает к замене идейного авторитета двойным и тройным зажимом» [584].

Развивая эти положения в письме, обращённом к товарищам по оппозиции, Троцкий в сентябре 1926 года писал, что разгром, устранение и отсечение «объединённой оппозиции» приведёт к последующему отстранению от руководства «более авторитетных и влиятельных представителей ныне правящей фракции» [585]. В этом своём прогнозе Троцкий исходил из того, что Бухарин, Рыков и Томский не могут и не способны играть ту роль безоговорочных исполнителей воли Сталина, какую охотно выполняют лица типа Кагановича, не обладающие весомым революционным прошлым и высоким авторитетом в партии. Поэтому «отсечение нынешней оппозиции означало бы неизбежное фактическое превращение в оппозицию остатков старой группы в ЦК. На очередь встала бы новая дискуссия, в которой Каганович обличал бы Рыкова, Угланов — Томского, а Слепковы, Стэны и К° развенчивали бы Бухарина» [586].

Этот прогноз в главном оправдался уже в ближайшие годы. Единственное, в чем ошибся Троцкий, так это в именах «обличителей» следующей оппозиции. В действительности Угланов, Слепков, Стэн и другие сторонники Бухарина разделили его участь, а ряды «обличителей» пополнили новые стопроцентные сталинцы типа Мехлиса, Поспелова и Митина.

Июльский пленум 1926 года открыл продолжавшуюся ещё полтора года кампанию травли и преследований левой оппозиции.

XXXVI Что осталось от «атмосферы горных высот»

С точки зрения зажиточного сельского жителя и городского обывателя 1926 и 1927 — последние годы нэпа — были годами наибольшего спокойствия и гражданского мира в стране. Но отнюдь не такими они были для партии, в которой шла ожесточённая внутренняя война при применении верхушечным блоком самых отравленных идеологических и политических средств, а затем — прямых полицейских репрессий против инакомыслящих.

Обострение внутрипартийной борьбы объективно снижало авторитет партии в глазах беспартийных масс. Более того — становящаяся всё более односторонней гласность, сопровождавшая эту борьбу, публичное «обливание грязью» правящей фракцией своих противников оживляли надежды мелкобуржуазных и промежуточных слоёв (начиная от нэпмановских и кулацких элементов и кончая той частью интеллигенции, которая с самого начала не приняла Октябрьскую революцию) на ослабление партии и падение Советской власти.